Они сидели в баре, пили водку, которую Крутицкий заказывал у бармена не иначе как: «Милейший, повторите нам, будьте любезны». Бармен наливал, и они продолжали беседу, вернее, Крутицкий продолжал монолог, в который Саня изредка вставлял замечания или междометия, чтобы у Леши не сложилось впечатление, будто рассказ его неинтересен. Бар был оформлен под уголок полярников. На бетонных стенах, крашенных серой краской, висели унты, какая-то огромная шапка, на стене была карта Северного полюса с обозначениями мест зимовок. На деревянных полках за спиной бармена среди прочего антиквариата стояли транзисторный приемник, примус, мятый жестяной чайник, а вся стена была оклеена пожелтевшими газетами с заголовками об экспедициях на полюс холода и фотографиями героев-полярников. На потолке висела, покачиваясь, довольно крупная модель аэроплана. Публика вокруг сидела пестрая – художники, музыканты, поэты, артисты, режиссеры и просто знакомые знакомых, пришедшие посмотреть кино или просто выпить в кругу своих – кто у стойки бара, кто на диванчиках с небольшими столиками, – сидели, курили, выпивали, смеялись, благо музыка здесь никогда не играла громко. Эта часть клуба была предназначена для задушевного разговора под рюмочку-другую.
– Дааа, не все еще врубились в суть прогресса, – ответил Саня цитатой, которая в данном случае могла означать вообще что угодно, предоставляя Крутицкому самому решать, какого собеседник мнения по теме беседы.
Вообще разговоры с Крутицким всегда были своего рода ребусом или скорее карточной игрой, вроде преферанса, но в котором никогда нельзя быть точно уверенным в правилах. Неизвестно, понравилась ли Крутицкому цитата, или подействовала выпитая водка, или же он просто был сегодня в необычайно хорошем настроении, но он театрально расхохотался, откинувшись на стойку, и даже хлопнул Саню по плечу как старого приятеля. Саню начало мутить.
– Именно! Именно! – крикнул Крутицкий, широко улыбаясь и показывая на Саню пальцем. – Именно это я и пытаюсь донести до масс. Но массы, – тут он обвел рукой вокруг, как бы обращаясь к невидимому залу, чем привлек-таки к себе внимание двух-трех сидящих на диванах, – массы глухи к слову разума, да-с! Сей факт неопровержим и вечен.
– Аминь, – мрачно подытожил Саня, собираясь уже было пойти отлить, а заодно и отдохнуть от такого блестящего собеседника.