– Одна? А как же Герман?
– Мы общаемся, как раньше.
– Ты уже решила, что будешь с ним?
Я не дал ей ответить и тут же выпалил:
– А он? Оставит свою невесту ради тебя?
– Я еще ничего не решила. Я просто живу и присматриваюсь к тому, что происходит у меня в душе.
– Вы с ним не вместе, потому что он не предлагает тебе быть с ним?
– Если мы выберем быть вместе, то это решение приму я. Оно ни от кого не зависит. Я тебе уже говорила об этом.
Я сдавленно помолчал, а потом снова подал голос:
– Ты говоришь мне правду?
– Да.
Может быть, и нет смысла задавать такой вопрос человеку, который врет. Но как бы уверенно она не отвечала «да», как бы не разнились ее слова, сказанные мне, и слова, написанные Герману, я продолжал отказываться видеть перед собой тот «лимон». Они мечтали скорее увидеть друг друга, они ждали момента, чтобы обняться. Герман переживал:
«Не знаю, решусь ли я снова оставить близкого человека… Может, ты поживешь со мной и испугаешься: я непростой». А у меня все сжималось внутри: не должна влюбленность двоих людей приносить столько боли другим. И от мысли, что невеста Германа ничего не знала о его внутренних сомнениях и новых чувствах, мне становилось чуть спокойнее.
Вера была центром моего мира. И ради нее я готов был продолжать говорить себе: «Это – яблоко» и не подходить ближе, а сидеть и ждать, что она когда-нибудь вернется ко мне.
Я поднялся и подошел к шкафу. На его боковой полке лежала увесистая стопка глянцевых фотографий, которые Вера распечатала этой зимой. Мы хотели украсить стены нашей комнаты лицами из разных моментов жизни, но не купили рамы и отложили затею до лучших времен. Я взял верхнюю фотографию и прижал ее к груди. Теряешь родное и дорогое болезненно, особенно когда маленькие напоминания то тут, то там выглядывают и дергают тебя за низ штанов. Смотришь на них и снова текут слезы: от радости – как хорошо было, или от тоски – как грустно, этого больше нет.
Я поплелся на кухню и выдвинул один из кухонных ящиков. В руках сверкнули ножницы, к пальцам прилип рулон скотча, и я снова вернулся к шкафу. Растянутый треск липких полос, звон сходящихся и расходящихся железных лезвий и мое громкое пыхтение слились вместе. Затем я сделал несколько шагов назад, чтобы посмотреть на результат своей работы – в хаотичном порядке мы с Верой улыбались и корчили гримасы, касались друг друга. Все эти кадры были сделаны словно вчера, я мог бы даже припомнить звуки и запахи, окружавшие нас тогда.