Дневник Луция Констанция Вирида – вольноотпущенника, пережившего страну, богов и людей - страница 3

Павел Амнуэль

Примечание переводчика: Этот текст попал ко мне случайно во время последней поездки в Будапешт. После встречи с коллегами-искусствоведами, ко мне обратился человек с предложением купить у него свиток, написанный, как он уверял, в начале пятого века нашей эры. Я заинтересовался и прибыл на встречу. Не стану раскрывать подробности сделки, чтоб не доставить продавцу возможных неприятностей. Беглый осмотр рукописи подвиг меня отдать половину запрошенной суммы, а последующие тесты подтвердили верность принятого решения. С большой долей вероятности могу сказать, что бумага была создана не раньше конца четвертого века. Конечно, я не большой специалист в истории Древнего Рима, но сам текст меня заинтриговал. Я уверился в подлинности документа настолько, что вернувшись домой, занялся переводом. Возможно, я и ошибся, и передо мной хорошо сработанная подделка, но пусть так.

Наверное, моя версия покажется недостаточно хорошей: я позволил себе несколько «русифицировать» текст, приведя к нашим аналогам используемые обороты и поговорки, а так же продублировал даты календаря. Искренне надеюсь, что это не сильно отразится на восприятии произведения.

<Дата отсутствует. Верхняя часть текста сильно повреждена, скорее всего, пропал значительный кусок повествования, лишь в конце можно разобрать слова: «без чьей-либо помощи». Я начал перевод со следующего уцелевшего абзаца>

Продолжавшийся всю ночь дождь прекратился только около полудня. Река, и прежде вздувшаяся, теперь вышла из берегов, хорошо, не как три года назад, когда потоками смыло три сарая и повредило жилые дома. Апрель в этом году выдался скверным, сырым… <пропуск нескольких слов> …что старое кладбище размыло. Старик Афанасий уверял, будто видел кости Горгия, нашего землевладельца, при котором служил приказчиком; он рассказывал, что сама земля вспучилась и открыла могилу, не в силах терпеть его в себе. Во всяком случае, именно это он кричал, выйдя поутру на форум.

Вместе с остальными я выбрался из города посмотреть – сперва на свихнувшегося старика, а после на место буйства стихии. Афанасий хоть в этом не ошибся, против обычая, место указал верно и даже поднял одну из берцовых костей, куча которых намытая водой, теперь валялась у самого входа. Река буйствовала вдали, возвращаясь в былое русло, только тонкий ручеек влаги еще стремился мимо камней к ограде, напоминая о святотатственном поступке. Тряся костью, старик вещал о смутных временах, будто нам глаза открывал, а после пророчествовал о тяжком грядущем, где и наши кости постигнет та же участь. Слушать его перестали, кто-то даже толкнул Афанасия в грудь, несильно, но старик поскользнулся на глине и бултыхнулся в лужу. Его подняли на смех, но хоть подняли на ноги. Курион, поморщившись, потребовал закопать кости, ни к кому, впрочем, прямо не обращаясь. Его послушали, но не послушались, в первом вечернем часе, когда я проходил мимо кладбища, они все еще белели у самого входа.