Страх маминой смерти был как зыбучие пески, про которые как-то рассказал муж тети Светы. Он присел рядом с ней на корточки, от него пахло кисло, как из пасти соседской собаки.
– Зыбучие пески, – он покатал во рту слюну, – знаешь, че такое?
Ри покачала головой.
– Они тебя засасывают, не можешь вытащить ногу. И вторую не можешь. По щиколотку, потом по колено.
Тут он сделал паузу и нажал на ведерко рядом с Ри. Оно со скрипом погрузилось в песочницу.
– Чем больше рыпаешься, тем больше в песке. По пояс, по грудь, по под-бо-ро-док, – он сделал паузу, – а потом всё.
Ри не смогла заплакать. Стояла почти не дыша, потом развернулась и медленно пошла домой. Зашла во времянку и просидела до вечера на холодном полу.
Бывало и по-другому. Ехали на море. Мама несла сумку с кругом, нарукавниками, яблоками, бутербродами, чаем, полотенцами. На ее голом плече краснели полоски от ручек. До пляжа добираться полчаса, пешком до маршрутки, на ней до палаток. Идти вдоль лавок с газетами, бочек с квасом, кафе с пластиковыми стульями и зонтами «Кока-кола», вытряхивать песок из шлепок, оглядываться на мороженое в пластиковых шариках, похожих на апельсины, ждать, пока мама остановится у нужного места.
– Мама. – Ри взяла ее за руку. – Я не хочу до гальки.
– Погоди.
– Ну мам, – протянула, – мы же тут в прошлый раз останавливались.
– Ну и что?
– Ну и то, хочу купаться!
– А я не хочу.
Мама выдернула руку. Она не кричала, она смотрела. Прищурившись, сжав губы, как будто решая, оставить ли Ри себе или все-таки сдать. Как будто оценивала, стоит ли она чего-то, не безнадежна ли. Во рту пересохло, и что-то начало гореть в грудной клетке, медленно двигаясь к щекам. Хотелось вслух просить: пожалуйста, оставь меня, оставь меня, оставь. Забрать сумку. Никогда больше не купаться. Отдать свое яблоко. Пообещать молчать. Пообещать хоть что-нибудь.
Но слова не проходили наружу.
Мама отвернулась и зашагала дальше. Ри поплелась за ней. А следом за Ри покатилась, большая и вся какая-то болотная с торчащими водорослями, обида.
Сидели на самой дальней гальке. Вокруг никого, а полоски пляжа хватало разве что на одно полотенце. Ри собирала из камней башню, но она разваливалась уже на третьем блинчике. Кожа высохла, и только волосы били по спине мокрыми слипшимися прядками. Вдали мелькала крошечная голова мамы. В воду не ходи, прошептала она сама себе. В воду не ходи, бутерброды без меня не ешь. Снова посмотрела в море и представила, что, пока мама плавает, она тут умрет. Кто-то ее украдет. Представила, как мама выходит из моря, проводит руками по волосам и купальнику, идет к полотенцу – а на нем никого.