Мембраны - страница 2

Шрифт
Интервал


– Что-то есть в мочеточнике, вам нужно обратиться в профильное учреждение, – наконец пояснил Могилин, приглушив свой низкий голос.

– В мочеточнике? – Аделина пыталась хоть немного вспомнить школьную анатомию.

– Можно в шестьдесят седьмую больницу. Но там из знакомых у меня никого. А вот в Герцена могу дать контактик Ручкина, моего коллеги бывшего. Я напишу телефон.

– А это срочно?

– Не экстренно, но срочно. – последние слова доктор произнес медленно, задумавшись о чем-то своем и невпопад улыбаясь.

– Онкология? – только и смогла произнести она.

– Это уже не ко мне вопрос, а к Ручкину. Но если там что и бывает, то злокачественное. Карцинома чаще всего. Есть спонтанные кровотечения при мочеиспускании?

Аделина отрицательно покачала головой, не понимая, что произошло.

Михаил Генрихович был доволен и светился, как апельсин. Сама девушка его уже не интересовала ни как объект исследования, ни как человек. Она вышла, а Михаил Генрихович сгреб со стола пачку сигарет с зажигалкой, неспешно направился к выходу и вывалился на крылечко покурить. На улице лил дождь.

Аделина шла домой. Казалось, что плотная упругая мембрана отгородила ее от всего остального человечества. Идти до подъезда было шагов сто. Дождь бил холодными струями по волосам, растрепавшимся и слипшимся в темные сосульки, по лицу, на котором впервые прорезалась морщинка между тонких бровей, по плечам, сжавшимся и почти совсем скрывшим худую шею. Долгие сто шагов дождь безжалостно поливал ее, будто настаивая на том, что реальность изменилась навсегда.

Стоя перед своим подъездом Аделина долго пыталась вспомнить код от входной двери. Струйки затекали за воротник ветровки и ползли по спине. И не было никакой защиты от происходящего. Внутри нее взрывное устройство с часовым механизмом отсчитывало остаток… Дней? Месяцев? Вся жизнь уложилась в тридцать шесть лет?


Дождь прекратился. У главного входа в онкологический институт Аделина невольно задрала голову. Высокий тяжеловесный центральный корпус поблескивал мокрыми стенами.

В вестибюле толпились люди. Обреченные и болезненно бледные. Старые, молодые, изможденные, кое-как замотанные в одежду, в тряпочных шапочках, капюшонах, с открытыми лысыми головами, с костылями, в инвалидных креслах. Тихим ручейком они проникали в узкий проем, перекрытый единственным турникетом. Все здесь были подчинены собственным внутренним часовым механизмам, и время у каждого было выставлено свое.