Несмотря на кажущееся спокойствие окружающей обстановки, моё сердце ощутимо нарастило сердечный ритм, затрепетав от предчувствия непоправимой ошибки. Замысел голландского капитана стал предельно ясен. Как только кувшин с хересом опустеет, все, кто принимал его внутрь, падут жертвами его коварной крепости. Уж лучше тогда бы они пили ром, чем этот… херес.
Остатки здравомыслия у всей испанской команды утекали вместе с каждым выпитым стаканом хереса, но подписать бумаги о продаже они ещё могли, чтобы потом полностью окунуться во тьму пьяной бесчувственности.
– Филин! Это… Эрнандо! Филин, Эрнандо!
Капитан, путая моё имя с прозвищем, никак не мог определиться с мыслью, которую он собирался озвучить. Наконец, после долгих усилий, помогая себе пальцами обеих рук, губами и чуть ли не ушами, он смог озвучить свои требования. К этому времени голландцу принесли с его корабля чернила, свёрток пергаментной бумаги и разнообразные перья. Для такого серьёзного дела соседний столик был освобождён от посуды, людей, остатков пищи и мокрых разводов вина и рома.
– Эр-нан-до, – практически по слогам произнёс капитан, мы продаём наш корабль, вместе с грузом… за тысячу талеров, представляешь, за целую тысячу талеров! – и он без сил свалился на свободный табурет перед подготовленным столом.
Похоже, капитан спьяну перестал ориентироваться в числах, и для него несчастная тысяча талеров превратилась в сто тысяч, и никак не меньше. Может быть, наш груз вместе с кораблём стоил и меньше ста тысяч, но ненамного.
– Я, Эрнандо, немного устал, ты почитай договор, распишись сам и покажи, где расписаться мне, и мы будем богаты. Ты получишь свою долю, а мы все славно покутим здесь и купим себе новый корабль! – еле ворочая заплетающимся языком, произнес капитан.
Ага, старый, дырявый баркас вы себе купите, там, как раз, вся наша команда и поместится, да ещё и лишние будут, – с сарказмом подумал я, но весело мне не было. Этот голландец наливал вина и мне, но так как я был подростком, да и особо не выпячивался, то он посчитал, что я обычный юнга. А что с юнги взять, кроме ежедневного тяжёлого труда.
То, что у меня при себе были пистолеты и мизерикордия, он посчитал блажью капитана, а не моим положением или статусом. Вот и не обращал на меня никакого внимания, спаивая остальных членов нашей команды. Спорить с ним я не стал и поступил по-другому. Выйдя из таверны, я сделал вид, что добежал до туалета, взглянул на рейд, а потом, вернувшись, закричал.