– Не понимаю, – заявляет она своим звонким, как колокольчик, голоском, – почему все такие грустные. Он же здесь почти никогда не бывал.
Ларисса с Паулиной спешат ее осадить:
– Замолчи, Донателла! Ради бога, замолчи!
И оглядываются по сторонам – убедиться, что рядом нет чужих ушей. По дороге бредут разрозненные группки участников траурной процессии, и никогда не знаешь, кто может тебя услышать, даже в обычный день. Предполагается, что все арендаторы – то есть все население острова – обнажат головы перед своим почившим хозяином. Что с сегодняшнего дня до утра субботы через ворота замка пройдут все здешние обитатели без исключений. И двенадцать лет – возраст вполне достаточный для порицания.
– Он был наш duqa, – говорит Паулина Марино, – и потеря, постигшая его семью – это наша общая боль.
Мимо них громыхает запряженная лошадью телега, тоже украшенная крепом. Женщины сходят с дороги и ждут, когда она проедет мимо. Старые, немощные. И solteronas, островные старые девы. Женщины, само целомудрие которых гарантирует им уважение и почет. Согбенные старухи с клюками, в наброшенных на плечи в знак целомудрия древних мантиях с окантовкой, развевающихся на ветру, известных как faldetti. За ними – низкорослые старички, по одному на пять женщин, кривоногие, прячущие лица под широкополыми фетровыми шляпами.
Мерседес наблюдает за ними из-под опущенных ресниц. «Театр, – думает она. – Для них траур как театр».
– Ты только посмотри на них, – едва слышно произносит Донателла, – прямо как вороны на крыше.
Ларисса больно ее щиплет: перестань, Донателла, не привлекай их внимание.
Губы девятилетнего Феликса Марино расплываются в восхищенной улыбке, от которой Мерседес чувствует легкое раздражение. Любовь, которую все мальчишки питают к ее двенадцатилетней сестре, начинает ее потихоньку бесить.
Они идут дальше.
В летний день все эти платки, равно как и закрытые платья до лодыжек с длинными рукавами, были бы невыносимы. Ей до сих пор не удается представить, как бабушка в ее возрасте могла ходить в таком наряде постоянно. Но в это великолепное весеннее утро с полевыми цветами, пробивающимися из земли вдоль обочин, и жаворонками, кружащими высоко в небе над недавно засеянными кукурузными полями, одежда досаждает лишь самую малость. Мерседес понимает, что ей положено грустить, но ее сердце переполняет тихая радость. После замка они сразу отправятся к западным скалам. Ларисса собрала корзину для пикника с мясом молодого барашка,