Наследник тем временем уже несколько раз посылал к наставнику, желая осведомиться о его здоровье, но слуги возвращались ни с чем, ведь тот спал. Помня о своем обещании, У Чан решил больше не настаивать. Он явился на пиршество за секунду до появления гостей и едва успел осмотреться до прихода отца. Приемный зал, постепенно наполнявшийся нескончаемыми толпами гостей, необыкновенным образом преобразился. И дело было не в убранстве. Маленькие столики с сиденьями-подушками заменили, теперь на их месте стояли стулья с высокими спинками из дерева нанму. Колонны, удерживающие крышу, как и стены, выкрасили в желтый и красный, и гладкая поверхность благодаря освещению напоминала переливающуюся золотом яшму.
Отодвинув стул, У Чан взглянул на блестящий каменный пол, его взор устремился к центру, где сегодня вечером после прогулки по саду должны восседать глава со своей госпожой. По-видимому, теперь главенствующий господин Севера будет размещаться не вровень с пришедшими к нему – ведь места достопочтенных супругов возвышались аж на три ступени. Это напомнило У Чану об аудиенции на Юго-Западе Поднебесной: тогда глава Ба принял девятку избранных за общим столом словно кровных родственников – со всеми почестями и добрыми словами. Они все вместе ели, пили, размышляли и обсуждали наступающее будущее.
Пока приглашенные чиновники, советники и приближенные генералы за разговорами продвигались вглубь, к столам по левую и правую стороны зала, У Чан разглядывал поданные кушанья. Головы красной улитки в чесночном соусе с имбирем и перцем[4]; пельмешки в форме полумесяца с сочной начинкой из мяса и разнообразных овощей; утка с золотистой, подобно карамели, корочкой; наваристый суп из нежной баранины[5]. Все было щедро приправлено. У Чан окинул взглядом лишь часть стола, и в его голове пронеслась мысль: «Всем этим можно прокормить целый город, а выпивкой вусмерть напоить армию».
Заполненный до отказа зал утонул в шуме, гости наперебой обсуждали личные дела, и им, казалось, не было никакого дела до хмурого сребровласого юноши, затравленно оглядывающегося по сторонам. Но стоило статной фигуре его отца показаться в дверях, и все как по щелчку замолчали. В помещении стало ярче – пламя свечей вытянулось, когда окружение вдруг замерло. Серьезный и сдержанный, владыка молча в полной тишине прошел к своему столу и только здесь позволил себе улыбнуться одним уголком губ: