Годы прошли, и сами не заметили Агизур, Амезвар и Имсен, как от Девяти Матерей отпали. Только Гартаам неподвластен был чарам тигарнийским, но не потому что был самым юным из царей, и еще не имел ни жен, ни наложниц, а потому что видел, как менялись его братья.
***
Однажды, когда пробужденная Ниррой жажда стала для Агизура невыносимой, собрал он братьев в одном из залов дворца.
– Все земли принадлежат Афлетану, все народы покорны нам. Выше – только старшие жрецы и боги. Куда пойдем мы дальше, чем жить будем? Ведь окончатся наши дни земные, а слава – ни тела, ни духа не сохранит. Все ускользнет из рук наших.
Амезвар и Имсен печально кивали в ответ.
– Не пора ли нам обратить взоры к Девяти? Пусть дадут они нам бессмертие и станем мы править в веках.
– Как же нам сделать это? – спрашивали братья. – Как будем мы силами с богами мериться?
– Пока с нами Нирра, не настигнет нас с вами Вафат. Не убоимся гнева Девяти, – сказал им Агизур.
Задумался Имсен и молвил:
– Говорила мне когда-то Танурефт о запястье Эсгериу, что только благодаря ему Девять Матерей могут с этим миром соприкоснуться. А если смертный получит его, то и сам с ними сравняется.
– Разве отдадут нам Девять силы свои и власть всю – вверят разве? – спросил Амезвар.
– Нет, – ответил Агизур. – Мы сами возьмем.
Сколько яда было теперь в крови царственных братьев? Сколько злых помыслов прорастили в умах их недобрые тигарнийские девы? Амезвару и Имсену замысел Агизура по сердцу пришелся, ведь мало что от них прежних осталось. Амезвар давно уж недобрыми делами занялся: стравливал людей, точно собак, от неугодных избавлялся с таким искусством, что одного его взгляда боялись даже друзья. Имсен, прежде рассудительный и сдержанный, тонул в утехах, пирах и роскоши, и время проводил сплошь в окружении наложниц или в обществе раба своего, Танана, которого подарил ему когда-то Агизур. Но силен был Афлетан, и не всякий понимал, что недоброе творится за стенами царского дворца и Девять с тоскою и гневом взирают на деяния правящих.