До вокзала А’Ллайс добралась всё также без приключений. Здесь было заметно оживлённее, чем в других местах города. Вокруг некогда гражданских паровозов, которые в настоящий момент конфискованы правительством и переданы под нужды армии, столпилось множество людей. В основном это были мужчины совсем юного или же, наоборот, преклонного возраста, а ещё люди с ограниченными возможностями – на фронт сейчас гребут всех без разбора, лишь бы закрыть бреши в обороне. Были на вокзале и женщины с маленькими, бледными, исхудавшими детьми – кажется, это семьи, что провожали на фронт своих отцов, мужей и детей.
– Эй, ну чего ты? Не плачь…
Молодой парень опустился на колено перед маленькой сестрой, стоящей возле матери.
– Обещай, что будешь слушаться матушку и во всём ей помогать, – продолжал говорить он, грустно улыбаясь и поглаживая юное личико девочки. – Хорошо?
– О-обещаю, – говорила девочка сквозь слёзы. – Н-не уезжай от нас…
– Не могу… – покачал головой парень.
– Отец в прошлом году тоже уехал, и всё ещё не приехал!.. – продолжала хныкать девочка. – Ты тоже не вернёшься?..
После этих слов на лице её матушки проступили слёзы, и она отвела взгляд в сторону. Юноша замолчал и поник головой. Он прижал к себе сестру в объятиях и сказал:
– Он вернётся. И я вернусь. Ты только… Будь сильной…
А’Ллайс отвернулась, чтобы не поддаться эмоциям. Сейчас весь вокзал был наполнен подобными сценами прощания солдат со своим близкими. Никуда не спрятать свой взгляд, нигде не укрыться от надвигающегося чувства тоски…
Девушка присела на кованную лавку, положила на колени чемодан, прикрыла глаза. Заморосил лёгкий осенний дождик, повеял прохладный ветерок.
– Вот ты где!
А’Ллайс резко открыла глаза и повернула голову в сторону знакомого голоса. К ней навстречу торопливо шла её матушка. Растрёпанные седые волосы, небрежно застегнутое платье, заплаканные глаза. Внешний вид явно говорил о том, что когда женщина проснулась и прочитала записку, то как можно скорее оделась и бросилась вдогонку за дочерью. Поднявшись с места, А’Ллайс без лишних слов крепко обняла свою мать.
Девушка почувствовала, как стремительно стало намокать её левое плечо. Матушка плакала – нет, скорее, даже рыдала. Рыдала и молчала, не зная, что сейчас сказать. Не знала, о чём говорить, и сама А’Ллайс. Поэтому обе родственницы просто замерли на краю платформы в цепких объятиях, в единой тоске.