Бессонница - страница 9

Шрифт
Интервал


Опираясь на ледяную стену, я вдруг снова вспоминаю Мишу. И о том, что он забыл историю с падением, потому что у него случился эпилептический припадок, когда прибежали взрослые. Мы с ребятами всегда не понимали: как можно забыть о том, как под тобой обвалился пол и ты сломал голень? Это было странно. Но сейчас я стою в темноте и так же не могу вспомнить, почему у меня разбита голова.

Тошнота подступает к горлу. Ужасно-неприятное ощущение, когда не получается сглотнуть, потому что в рту пересохло. Я сползаю по стене на матрац и бессильно откидываюсь на спину, в которую сейчас же впивается старая пружина.

«Идиотская, ужасная пружина. Ненавижу… Как же я сейчас… всё ненавижу!» – думаю я, не двигаясь, пока слёзы стекают на матрац. Пружина впивается всё глубже и глубже под кожу, будто пытаясь стать частью моего тела, и очередная вспышка боли волной накрывает меня. Зато отступает тошнота. Я вяло (на большее не хватает сил, и не хочется порвать футболку) поднимаюсь и чувствую, как острие пружины выходит из спины. Это в пять, нет, в сто раз хуже, чем медленно снимать пластырь. Пытаюсь утереть слёзы и сопли, но просто размазываю их по щекам. Слёзы вытирать и вовсе бессмысленно – их накопилось слишком много, и они не останавливаются.

Так я и сижу – безжизненно прижавшись головой к каменной стене и прислушиваясь к падающим каплям воды. Сперва я начинаю их считать, чтобы чем-то заняться, но после семисотой капли останавливаюсь. Время расплывается: секунды, минуты, часы перестают иметь какое-то значение в этой одинокой темноте. Жизнь перестаёт иметь какое-то значение. Пока я не начинаю стучать зубами от холода.

Негативные переживания сильно помогают отвлечься от глобальных мыслей о смерти. Потому что, когда смерть становится реальной угрозой, перестаёшь думать об абстрактном финале. Хочется, чтобы люди говорили: «Это была трагичная гибель…», – а не: – «Вот и померла!»

Я встаю и разминаюсь: делаю пару болезненных наклонов, а после, опираясь на стену, – несколько шагов в темноту. Шерстяные носки ограждают от ледяного пола, но недостаточно, чтобы сохранять тепло. Рациональных идей в голову не приходит, так что я просто решаю не останавливаться и осторожно иду вперёд, держась вблизи стены. За спиной остаются старый дырявый матрац и высокая вероятность смерти от окоченения, а впереди ждут тьма и неизвестность. Двадцать шагов – столько я сделаю, прежде чем вернуться обратно.