– Ой, горе-то, горе-е-еее! – пронзительно запричитала вдруг мать девки, раскачиваясь и заламывая руки, точно плакальщица на похоронах. – Для того ли я дитятко свое под сердцем носила, в муках рожала, кормила да воспитывала?! Теперь из любого дома на нее будут пальцами показывать да ухмыляться! А все из-за вашего обалдуя!
– Ну, ты не очень-то! – не выдержав, вскипела мать виновника переполоха. – Кабы правильно девку воспитывали, никакой беды бы и не стряслось! Что, мой Илюшенька чудище лесное, али сам Кощей, чтобы, его увидя, в обморок валиться?
– Уж мы-то ее воспитывали как надо! Девка скромная, тихая, честь свою блюла! Она же не виновата, что он на нее средь бела дня набросился! Перепужалась до полусмерти…
– Кто набросился? Да на вашу овцу белобрысую…
– Сама ты овца! Сучка крашеная!!!
– Я крашеная?!
Бабы с визгом содрали друг с друга головные платки, потом вцепились в волосы. Мужья, сбитые с толку таким внезапным поворотом событий, не успели вмешаться. (Ну или побоялись – о том летописи умалчивают…)
* * *
Девка же, из-за которой и вышел весь сыр-бор, в данную минуту обливалась горючими слезами. И потому, что доля ее оказалась горше некуда, причем без всякой вины, и из-за твердого заверения родителей: «Не кручинься, Ладушка, заставим его, подлеца, в церковь тебя свести, никуда не денется!» Из-за этого она и кручинилась, да еще как! Не хотела идти за Илью. Во-первых, потому что напугал он ее до полусмерти. Во-вторых, молодые мужики с густыми бородами внушали ей отвращение (бог весть, по какой причине). Наконец, в-третьих…
Несчастная дурочка влюбилась. С ходу. Насмерть. Как это обычно и случается с девицами, невинными до кончиков ногтей. В славного богатыря Алешу Поповича…
Рыжий кот, потянувшись и зевнув, утробно мяукнул, уставился на молодую хозяйку медово-наглым взглядом, в котором так и читалось: «Что, плохо тебе? Не переживай. Могло быть и хуже».
– Котя… – всхлипнула Ладушка, притискивая к себе любимца. – Люблю я его, понимаешь? Знаю, что никакой надежды, что проще звезду с неба достать, а ничего с собою сделать не могу! Без него мне жизни нет!
– Мр-р-р-рррр… – отозвался рыжак, скорчив задумчиво-многозначительную морду. В переводе с «кошачьего» на «человеческий» это следовало понимать: «Что поделаешь, такая ваша доля бабская: страдать из-за мужиков. Не ты первая, не ты и последняя».