Однако какие-то инстинкты сохранились. Кроме того, мучила дикая жажда. Поэтому Муромец, сделав героическое усилие, все-таки заставил себя снова открыть глаза. И не закрывать их, хотя вновь сделалось страшно.
Жилище лесного ведуна, и без того сильно пострадавшее накануне от окаянного «оружия», теперь было разметано по бревнышку. А сами бревна, к пущему изумлению Ильи, оказались аккуратно сложенными друг на друга, что твоя поленница. Нехитрый скарб валялся по сторонам, пустые посудины (в огромном количестве) красовались на обломанных ветках молодых сосенок, торча донышками кверху. Вперемешку с ними были насажены сушеные мухоморы, с помощью которых Лесовичок переносился в будущее. Было красиво и жутко.
Остолбеневший Илья со страдальческим стоном повернул голову и увидел Поповича. В глазах богатыря мелькнул панический ужас. Поспешно вскочив и вытянувшись в струнку, Алеша заорал:
– Виноват, ваше благородие! Исправлюсь!
Вот тут Муромцу стало по-настоящему нехорошо. Страшная мысль, что он сошел с ума, заставила его содрогнуться. Илья стиснул ручищами виски и закачался из стороны в сторону, будто осиновый лист на ветру.
– Каррр…
Хриплый голос ворона вернул ему самообладание. Раз слышит и различает звуки, да еще понимает, кто их издает, значит, с рассудком все в порядке! Богатырь повернулся, посмотрел на птицу и чуть не заорал от потрясения и возмущения.
Ворон был пестрым. Неведомые злодеи умудрились сначала изловить его, а потом разрисовать разными яркими красками, видимо, найденными в «закромах» Лесовичка.
– Батюшки! – ахнул Илья. – Да кто же такое сотворил?! Над птахой божьей измываться! Воронушка, кабы ты мог говорить, указал бы мне на этих лоботрясов, уж я бы им руки-ноги повыдергивал, поучил их уму-разуму!
– Карр!!! – в страдальческом голосе прорезались нотки искреннего негодования.
– Он говорит: «Ешше иждеваетша, шволошь!» – пояснила Баба-яга, робко выглядывая из-за ствола вековой сосны.
Муромец не сразу понял, кого и за что обозвали сволочью. А когда до него дошло, захотелось одновременно повеситься, утопиться и провалиться сквозь землю.
– Ой, неужто все я сотворил?! – возопил силач дурным голосом, стиснув могучими ладонями и без того раскалывающуюся головушку. Отчего она заболела еще сильнее. – Все разрушил?! Горе мне, окаянному, горе!