::
У меня остались в России мать и отец. Но это не имело теперь большого значения.
Из номера я первым делом набрал Влада.
– Здорово, – бодрым голосом сказал я в трубку.
– Привет. Сейчас, вообще, три часа ночи. Ты поймал нашу клиентку?
– Нет! Я звоню сказать, что я увольняюсь.
– Чего-о-о?
– Увольняюсь. И назад не вернусь. Искать меня не советую, и этого, как его, – тут я вытащил из кармана синюю корочку, – Владислава Забруйко тоже. Очень опасно. Самолёты иногда падают. Понял?
– Стёп! Что случилось?
– Ни-че-го. У меня все хорошо, и назад я не вернусь. Вообще. Понял?
– Э-э-э. Нет, – честно ответил мой бывший работодатель. Это не имело значения. Я его предупредил, а дальше как знает.
– Деньги, которые мне должен, отцу отдашь. И только попробуй не отдать, я твоей жене позвоню и сдам тебя с твоей секретуткой, как стеклотару. Ясно?
– Степан. Да ты чего вообще?!
Я отключился. Мобильник – в карман. Там зарядки оставалось всего ничего, да и звонки оплачивала фирма. Но это уже не имело никакого значения.
Я подошёл к шторе и одним рывком отодвинул её. Окно выходило на внутренний двор гостиницы. И они все были там, сидели на краю бассейна и о чём-то тихо переговаривались. Там были и бородач с пластиковым стаканом в руке, и легкомысленная блондинка, и нигерийский юноша, и ещё какие-то так необходимые для хорошего отдыха люди.
Для простого хорошего отдыха.
В этой гостинице, в этом доме фараона каждый русский турист найдёт себе то, что ему нужно. Мужчина – женщину, женщина – мужчину, алкаш – собутыльника.
А тот, у кого украли ценную вещь, найдёт теперь в этой гостинице защитника. Некоего частного детектива, который быстро и абсолютно не напрягаясь, найдёт того, кто украл.
И уже сейчас у меня была работа. Потому что некий уборщик сегодня днём нашёл на столе у туриста забытый кошелек. И взял из него одну красивую бумажку, надеясь, что пожилой немецкий пенсионер не обнаружит эту пропажу. Это он зря.
Теперь у него будут неприятности.
Надо было действовать. Выполнять свою работу.
Прежде чем выйти из номера, по привычке взглянул в зеркало, висящее на стене.
Я в нём никого не увидел. Но это тоже не имело теперь никакого значения.
Дракон для Героя
Жрец храма Дракона был очень стар. Так стар, что имя его уже забыли и называли просто «Жрец». Так стар, что передвигаться самостоятельно он уже не мог, и его тело юные послушники носили в паланкине. Но зрение его было так же остро, как и пятьдесят, и сто лет назад. И сейчас его глаза внимательно осматривали нескольких плачущих младенцев, которых в этот вечер отняли от их матерей. Отняли навсегда, чтобы сделать из них Героев.