– Ну тетя Ира-а-а…
– Да, и куда собака денется, когда вы поедете к бабушке? – вспомнила я. – Она животное на порог не пустит.
– А мы тут оставим…
– Нет, спасибо. Я целыми днями на работе, она тут просто подохнет. А если нет, так я сама ее прикончу, потому что она будет мешать мне спать и все грызть.
Племянница уставилась на меня во все накрашенные глаза. Они вдруг мгновенно покраснели, и по щеке поползла огромная слезища, черная от тушевой взвеси.
– Арина! – я предупреждающе притопнула ногой. – Прекрати немедленно! Что за истерики на ровном месте!
Но поздно: накрашенный рот племянницы разинулся и заголосил:
– Не могу так больше! Я не буду тут жить! Я вообще не буду жить! Я на улицу пойду, все равно я никому не нужна!!!
– Не ты не нужна, а собака, – поправила я, но племянница уже схватила с дивана подушку и, с истерическим визгом швырнув ее на пол, начала топтать босыми ногами. Я, скрестив руки на груди, молча стояла и смотрела на нее, пока визг не перешел в вой, а вой – в обычный плач, без спецэффектов. Тогда я сменила позу и, поймав ее взгляд, кивнула:
– Ты закончила? Теперь загрузи свои вещи в машинку, если хочешь в понедельник надеть что-то чистое. Савва, не протрешь пол, спрячу приставку на все выходные. Я пошла готовить ужин: надо же что-то поесть, в конце концов. И про собаку мне больше не надо: мы не потянем такое животное.
– А какое потянем?! – вдруг загорелась племянница. – Может, тогда кошку? А, тетя Ира? Кошечку?
– Ну уж нет. Еще не хватало, чтобы в мое отсутствие кто-то бесконтрольно по квартире лазал и все когтями драл, – сказала я устало и ушла на кухню.
Посуду помыть никто, конечно, не соизволил, но зато в морозилке остались еще полуфабрикаты. Когда-то я готовила довольно сложные блюда, но работа и племянники быстро приохотили меня к отделу кулинарии, где можно было приобрести сразу мешок котлет или коробку пельменей и не морочить себе голову. Вот ком пельменей-то я в воду и кинула.
В целом Арина сказала правильно: я бы с удовольствием обошлась без нее и Саввы. Хватало забот и без избалованных детей погибшей двоюродной сестры. Проблема в том, что бабушке они были нужны еще меньше. Так что свою ответственность я понимала, но выдавить из себя какие-то там ласковые слова было выше моих сил. И вообще не помню, когда и кому я в последний раз что-то такое говорила. Возможно, бывшему жениху – до того как узнала, что он скрылся в неизвестном направлении, оставив на мне несколько кредитов. Но это было уже давно, больше двух лет назад: я тогда, несмотря на возраст под 30 лет и работу в полиции, удивительно плохо соображала.