Алексей знал, куда идет, и на всякий случай запасся наличностью. Бросил в карман 500 рублей.
– Гроб открою для вас, – сказал сотрудник, не закрывая кармана и не меняя позы жеребца, позволяющего поправить на себе стремя.
Алексей кивнул и опустил в карман еще пятьсот.
Работник крематория этим удовлетворился и повел Алексея куда-то через «служебный вход». Дорогой Алексей спросил:
– Разве не в двенадцать?
– Перенесли на 11.30. Не сказали они вам?
Это что-то объясняло.
Вскоре они через боковую дверь оказались в зале номер три.
Там стоял на ленте конвейера, готовый отправиться в последний путь, маленький, словно игрушечный нарядный белый гроб, больше похожий на торт в сливочном креме.
У стены на стуле сидела, сняв туфли, сотрудница крематория в тесном черном костюме, из-под пиджака во все стороны лезли черные полиэстеровые рюши, что делало женщину похожей на рыбу с плавниками.
Женщина была серьезно пьяна.
Алексей поздоровался с ней со скорбным видом. Женщина закивала и даже помахала рукой в ответ, а потом обратилась к гробу:
– Машенька, девочка! Передай там привет моему сыночку Игоречку!
К запаху лилий и свечного воска добавилась яркая струя перегара.
Сотрудник, не обращая внимания на коллегу, покрутился у гроба, плоскогубцами вынул какой-то длинный гвоздь и поднял крышку.
Из-под нее посыпались белые лилии, целую гору уместили в гроб.
Алексей приблизился, чтобы добавить свою лилию, что еще делать, он не знал.
В гробу лежала кукла, возможно, сделанная из воска. Желтая пыльца лилий замазала атласную подушечку.
Алексей растерянно вгляделся в лицо куклы, изображающей девочку лет трех и с ужасом увидел грубо зашитую вмятину над восковым ушком.
Кукла в его глазах тотчас стала мертвым ребенком. Он заметил небрежно нанесенный грим, плохо скрывающий черноту вокруг зашитых глаз, темные запавшие зашитые губы.
«Почему губы западают? И виски тоже как будто вдавленные, хотя деформирован только один», – подумал Алексей и нагнулся, целуя девочку в лоб.
Лоб ее был холодным, твердым и горьким: формалин или грим.
Ощущая на губах эту щиплющую горечь, Алексей услышал тонкий детский голос:
– Дядя Леша… Вход в подземный мир в метро… Новослободская… Увидишь странное, там разбей и войди… А лучше не надо, не ходи туда, прими волю Бо…
– Вот он, убийца! – закричал женский сорванный голос, и это был не голос пьяной сотрудницы крематория.