На следующее утро, умывшись и приведя себя в порядок, завтракаем в том же составе. Завтрак необычный. Перед каждым миска янтарного медом, в центре нарезанный крупными ломтями пышный каравай (зовется паляница), пара кувшинов холодного молока и рассыпчатый творог на блюде.
Дядька Богдан откупоривает бутылку самогона, наливает взрослым по чарке, все чокаются «дай Бог не последняя» и выпивают. Потом каждый берет деревянную ложку и начинает сербать мед, закусывая ноздреватыми ломтями хлеба.
– У вас что, всегда так за завтраком? – выхлебав часть миски, спрашивает у хозяина отец.
– Не, – отправляет в рот очередную ложку. – Только по большим праздникам.
– А сейчас какой? – вякаю я со своего места.
– Ты приехал,– подмигивает дядька Богдан и грохает дружный смех.
– В старые времена в Сербии почитай в каждой семье имелась пасека, – шамкает дед Илько. – Мне мой дед рассказывал. Держим их и тут. А – то как же?
От второй чарки папка отказывается (нам в дорогу) закончив завтрак, выходим во двор, оттуда на улицу.
Там родня загружает в багажник «Москвича» гостинцы – двух жирных ощипанных гусей, липовый бочонок меда и корзину золотой антоновки. Потом все тепло прощаются, мы приглашаем родню в гости и усаживаемся в машину.
Папка запускает мотор, включает скорость, отъезжаем от усадьбы. Вскоре село остается позади, едем по грунтовке среди убранных полей и еще спящих посадок.
Наступает октябрь, огороды убраны, приходит время капусты. Она уродила будь здоров, кочаны белые и тугие, каждый размером больше футбольного мяча. В очередное воскресенье, с утра, папка с мамой и я, отправляемся на грядку.
Там, обрубая лишние листья, срезаем кочаны, загружая в мешки, и папка относит их в летнюю кухню. Когда все закончено, он спускается в погреб. Там, на цементном полу, уже стоят две дубовые бочки с засоленными раньше огурцами и помидорами, третья пустая. На полках вдоль стен два десятка трехлитровых банок с вареньем и всевозможными компотами.
Он вытаскивает наверх пустую бочку, ставит рядом с кухней, мама начинают ее пропаривать. Для начала заливает внутрь ведро кипятка, и помещает туда связку укропа. Потом укрывает сверху притащенным мною из сарая старым ватным одеялом. Через полчаса одеяло снимается, изнутри валит душистый пар. Содержимое выливается, бочка промывается холодной водой и отец снова возвращает ее в погреб.