рко уже начал жалеть об отсутствии у него хвоста или третьей руки. Хотя солнце еще не подошло к зениту, пекло было уже нестерпимо, оно давило, грозило задушить пылью и жаром, могло убить. Б
орко остановил лошадь, посмотрел на небо, потерявшее из-за жары свою высоту и синеву. Оно показалось ему затянутым воздушной невесомой, но вместе с тем плотной паутиной, сквозь которую лился жар мутного беспощадного солнца. Оставаться на поле стало невозможно и бессмысленно: тяжелая земля, невиданная для этого времени года жара, насекомые – все было против него. «Пора заканчивать – решил он – все равно сегодня не успею, только лошадь надорвется». Борко стянул с головы рубаху, взъерошил короткие светлые, как у всех жителей села, волосы, выпряг измученную лошадь и в поводу повел ее к реке. «Да что же это творится – размышлял он по дороге – жара страшная, ни одного дождя за три месяца, сеять в золу приходится. А что из золы может вырасти? Сорняки только, зерно сгорит, урожая не будет…» И действительно, вспаханная и нетронутая земля были на вид одного цвета и отличались только тем, что поверхность невспаханного участка была покрыта трещинами и засохшими бесцветными ростками травы, а обработанная земля казалась присыпанной пеплом. Последний дождь был сразу после окончания половодья, проснувшаяся земля вобрала в себя всю талую и небесную влагу и приготовилась к началу следующего земледельческого крестьянского цикла «сев – созревание – сбор урожая», но… Но дождей больше не было, и когда люди в положенный срок попытались начать полевые работы, то обнаружили, что на всю длину лемеха земля превратилась в пепел. Да и полностью погрузить лемех в плотную тяжелую, словно каменную землю мог не каждый пахарь, лошади и люди выбивались из сил, а вспаханная почва на всю доступную глубину была мертва. Было очевидно, что и без того капризная и скупая на милости земля, в этом году особенно прогневалась на людей. О возможности голода в селе старались не говорить вслух, но каждый прекрасно понимал, что его ждет в случае неурожая.
Борко подошел к обмелевшей Вихре, названной так за свою извилистость и быстрое течение. Вихра была рукавом широкой полноводной степенной Лайбы, одной из двух главных рек Ближних Земель, питавшейся, как говорили старики, водами от таявших льдов в Серых Горах и многочисленными родниками. «Сколько же должно быть льда, чтобы дать реке столько воды» – каждый раз, подходя к реке, думал Борко. Ему, за всю свою двадцатипятилетнюю жизнь не бывавшему нигде, кроме родного села и ближайшего города, было невозможно представить прячущиеся в темных тучах гигантские ледники на вершинах холодных скал.