«Обнаглел тугосеря!» – обозлилась Таня, показала детенышу средний палец и скоренько побежала к остановке – пока воспитательница не разоралась. Ангел не посмотрел ей вслед, горько поплелся дальше.
Автобус – слава выделенной полосе – пришел быстро. Таня влезла в него и вдруг почувствовала себя нехорошо, да что нехорошо – прямо хреново себя почувствовала. Наверное, грипп, буду теперь, как Петровы, подумала она, хотя Петровых не читала и видела их в гробу. Петровы там или нет, но во всем теле обнаружилась нечеловеческая слабость и неодолимое желание присесть.
Таня огляделась, но все места были заняты людьми, кроме одного, свободного, которое тоже было занято, но какой-то несеръезной старушкой.
– А можете место уступить? – спросила у нее Таня.
Старушка не услышала ее – старость все ж таки не радость. Таня повысила голос, повторила строго:
– Бабушка, уступите место!
Теперь старушка услышала, но, похоже, не поняла.
– Чего? – переспросила. – Кому уступить, чего?
– Мне, – сказала Таня. – Сесть очень хочется. Я в университет еду, а вы старенькая, вам все равно. Уступите место.
Старушка затравленно посмотрела по сторонам – кругом были молодые ласковые глаза пассажиров, все глядели, ждали, что уступит. Она отвернула голову, сделала вид, что не слышит, может быть, инвалид по старости лет, или еще что. Но эти хохмы с отворачиванием башки Таня знала, сама сколько раз так делала.