Экранный контент вытесняет книги.
Ныне, в эпоху экранных цифровых медиа, я могу смотреть сериалы, когда захочу и пока мне это не надоест. Любой эпизод доступен по первому запросу, и, как при чтении книги, просмотр можно прервать или продолжить хоть до рассвета. Кроме того, приложение Netflix и библиотека HBO дают мне доступ к сотням сериалов, которые можно смотреть не только на экране телевизора или компьютера, но и на смартфоне, а держать его в руке гораздо удобнее, чем книгу. Вот почему даже в домашних условиях – особенно если выдался нелегкий денек – сериалы составляют конкуренцию книге. Более того: поскольку в телебиблиотеках доступно все больше и больше документальных фильмов, их просмотр порой заменяет чтение научно-популярной, публицистической и культурологической литературы. Тем более что к ним, как и к телесериалам, доступ в электронном формате теперь проще, чем когда-либо прежде. И, к моему вящему удовольствию, я могу комментировать контент и делиться своими мыслями с другими читателями или зрителями, а в профессиональной сфере – зачастую непосредственно с авторами.
Иначе говоря:
там, где мои пальцы касаются экрана, вырастает целая куча контента – читай, играй, слушай! И все это съедает время, которое я когда-то посвящал чтению печатных книг, газет и журналов.
При этом значительная часть экранного контента создается под эгидой той или иной глобальной медиакорпорации, при этом все переведено, снабжено субтитрами или даже озвучено на словенском языке, поскольку словенский язык считается одним из официальных языков Евросоюза. С этой привилегированной позиции он радостно салютует транснациональным медиакорпорациям, которые выводят на единый европейский рынок свои продукты и услуги; оттуда он попадает и в переводческие приложения, которые на заре своего существования опирались прежде всего на широкий спектр документации на официальных языках ЕС. Вот почему словенский язык до сей поры никогда не чувствовал себя так вольготно, как сейчас: он и в самом деле был одним из государственных языков Югославии, но применялся в гораздо более узкой сфере, а потому был менее интегрирован в широкое международное пространство.
Короче говоря, может показаться, что выдвигавшиеся «будителями» национального сознания причины, по которым наши предки отдавали предпочтение печатным книгам на словенском языке, исчерпаны. Словенский язык, по крайней мере теперь, воспринимается Европой как нечто редкое, исчезающее, сродни бурому медведю Кочевья