отчеканил твердо и заметил, как сузились ее глаза и стрельнули в сторону пропасти, точно она (или эгрегор, действующий через нее) готова была меня спустить с крыши. Я решил проявить храбрость, хотя и понимал, что никакого морального закона эгрегоры не различают. – Не всё, безусловно, не всё, но базовое в этой Школе – обман! Не теория ее не верна, а практика. Они дурачат людей, чтобы вырасти.
– Им тоже надо расти, – холодно отозвалась Вера.
– А ты никогда не задумывалась, что их техника по постановке целей на деле не применяется? Что именно в этот момент, момент массового самогипноза…
– Прекрати! – возмутилась она и вскочила так, что у нее соскользнула нога и она чуть не свалилась. Вера села, желая отойти от промелькнувшего ужаса падения. – Это не самогипноз, – прошептала она.
– Держись. Сиди. Не надо вскакивать, – попросил я, взволнованный ее неудачным движением. – Это он самый, – продолжал я, – как бы они ни прививали людям идею о структурированности и техничности всего происходящего, словно человек – это компьютер, знание программ которого позволяет умело оперировать жизнью.
– То есть ты хочешь сказать, что на первой ступени Школа не ставит оболочку, а на второй, вместо истинных целей, заставляет людей через их же волю, мозги, руки, заражать себя целями организации, так? – произнесла она четко и уверенно, точно сама об этом думала.
– Да, именно так.
– Допустим! – хладнокровно отвечала она, но я чувствовал, как звенят от напряжения ее жилы. – И что?
– Как что? Это доказательство лжи. Скажу тебе научно, это доказательство, что перед нами тоталитарная секта, запрещенная во всех развитых государствах мира.
– И что?!. – ухмыльнулась она зло, и я не узнал свою красивую Веру.
– Как что? – недоумевал я, ощущая, как накатывает на меня головокружение.
– Вот видишь, – победоносно сказала она, – стоило мне только пустить тебе в лоб кое-что из школьного арсенала, как ты стал хвататься за гребенку. В чем же создатели Школы врут? Если я прямо сейчас могу воздействовать на тебя и если захочу… – На этом она запнулась.
Я навсегда запомню тот жестокий миг: темноту извилистых каналов, суровую правду обшарпанной гряды кровель и расширенные глаза Веры, сияющие как две луны.
– Приведешь к тому, чтобы я сорвался? – Я попытался закончить ее мысль.