– Да, конечно, ведь ты мой муж, и мы должны уступать друг другу, ведь так?
– Да, ты права. Уступи мне право интимных отношений с тобой так, как нужно мне. И у тебя будет всё, что ты захочешь. Хорошо?
– Ты ведь знаешь, что я об этом ничего не знаю. И будет правильно довериться более опытному партнёру. Ну, тебе, то есть.
Он достал из кармана красную повязку и завязал ей глаза.
– Пойдём.
– Это произойдёт не здесь? – удивилась девушка.
– Нет. Дай руку.
Страх. Он липкой лентой охватывал тело, замораживал душу. Они шли куда-то вниз по ступенькам. Воздух из ароматного, насыщенного розами стал застоявшимся подвальным. По ногам потянуло сквозняком, что только добавило мурашек испуганной невесте. Тихий скрежет открываемого замка. Скрип двери. Здесь было тепло. Пахло какими-то благовониями, лёгким дымком, немного потом, таким, мужским. Так пахнет Димка, её брат, когда выходит из качалки.
– Лапуля, открой ротик. Шире, шире, вот так.
Во рту у Ланы оказался какой-то предмет, который Дамир зафиксировал сзади.
– Не люблю, знаешь ли, когда кричат.
Её запястья обхватили браслеты и подняли руки вверх. Ноги зафиксировались на расстоянии друг от друга.
– Ну, вот, лапуля, ты готова к первой брачной ночи, – ехидные нотки в его голосе добавили напряжения. От страха Лану затрясло. Она не смогла сдержать слёз. На что она согласилась? Выйдет ли она из этого ужаса живой и здоровой? Боже, как же страшно.
– Да, лапуль, чуть не забыл. Это беруши, чтобы как в той поговорке: не вижу, не слышу, не говорю.
Всё. Страх сковал всё её сознание. Ужас прочно овладел ею. Паника накрыла с головой, заставляя дёргаться в попытке освободиться. По телу поползли влажные щупальца. Одежда исчезала частями, как будто её срезали. Запах пота перемешался с ароматом парфюма, потом появился другой, неприятный, горький, резкий запах. Лана неровно судорожно дышала, от этого кружилась голова. По её телу шарили руки: одна, две, три, вот ещё одна вторглась в самое сокровенное.
Как стыдно. Противно. Омерзительно. И об этом шепчутся восторженно девчонки? Потом пришла боль. Мама говорила, что это не долго. Но было больно так, что хотелось кричать. Она не могла, только мычала. И снова боль. Её рвали на куски, выворачивали наизнанку. «Господи, как хочется умереть». По ногам потекли тонкие тёплые струйки.