С того времени, самого начала той последней отпускной недели, стал Гоушан не одинок. В его крепкой домовитой даче поселился ночной голос. Являлся который обычно около двух часов ночи, продолжаясь от четверти часа до нескольких часов подряд. Голос русский, мужской, взрослый. Гэ – голос. Всё с теми же паузами шума или треска эфира. Походили эти паузы на переключение где-то далеко кассет с записью новой части аудиоспектакля. Но при том, включающий их, забывал убрать микрофон или включить рекламу. Слушатели, такие как Гоша, могли долго быть свидетелями хлопанья чего-то на ветру или стука крышки, фантазировать, как это всё связано с речевыми кусками. На третью ночь, Гоша отметил про себя, что ему нравится эта тайна. Это чудо радиоволн, пойманных неработающей древней бочкой. Он вспоминал дедушку и научился вслушиваться в речь незнакомца. Хоть качество звука было ужасным, расшифровать содержание пьесы полностью было невозможно, отдельные предложения Гоша понимал целиком. Диктор вёл монолог, обращённый к какому-то его знакомому или другу, к мужчине, вспоминал разное несущественное, задавал вопросы. До того поначалу текст был обыденным, что Гоша научился под него засыпать. Под этот грохот, гэ. Так бы и спал, наверное, как ребёнок на рок-концерте, если бы на четвёртый день, диктор не произнёс весьма логопедически следующие предложения: «Не волнуйся так сильно за меня, я пересидел моргание и последовавшую бомбёжку на Киевской. Слушал плеер, пока не разрядился. Потом с незнакомыми мужиками посмотрели…». Далее начался гипноз метронома и голос исчез, вероятно, до следующей ночи. Упоминание Киевской, похоже, что станции метро, той самой, самой многолюдной и пересадочной, ввело таинственный голос в реальный мир Гоши. Он перестал быть инородным и страшным. Сразу стало ясно, что речь как минимум про конец двадцатого века, начало двадцать первого, про Москву. Плеер тот, мужики, бомбы… Всё стало похоже на современную пьесу, может быть и аудиодорожку какого-то сериала из ТВ. Хотя нет, песен и саундтрека в общем не было. Всё-таки радио. Моно. Какое-то странное радио. Кто сейчас пишет спектакли для радио? Гоша, закрывая глаза, посчитал это невероятно немодным и оттого притягательно странным. Олдскульным. Ламповым. Он решил, что в новую ночь кратко запишет отдельные реплики, чтобы позже, в интернете, поиском найти весь текст, ну, хотя бы название и автора. Эта летняя история могла бы стать украшением отпуска. Это можно пересказать коллегам в качестве приключения. Тем более, что звук стал отчего-то чётче. Лишь отдельные слова проглатывались, например, Гоше часто слышалось «моргание» вместо какого-то другого более подходящего к месту слова.