Вейл и Кетура ушли. Кайрис задержался. Я терпеть не мог эту его привычку. Он и в прошлом имел обыкновение нашептывать в чьи-то уши и обставлять все так, будто замысел принадлежал не ему, а тому, кто его выслушал.
– Давай без экивоков, – вздохнул я. – Говори как есть.
– Отлично. Буду откровенен. Твоя встреча с нобилями прошла отвратительно. Мы и раньше знали, что аристократы тебя ненавидят. А теперь…
– Ничто не помешает им и дальше меня ненавидеть. Будем считать этот вечер проверкой готовности знати добровольно поклониться мне.
– В таком случае никто из них не прошел испытания, – сухо заметил Кайрис.
– Верно. И потому давай их всех казним.
Кайрис вперился в меня таким недоуменным взглядом, словно пытался понять, шучу я или говорю всерьез.
Я не шутил и состроил гримасу в немом вопросе: «И что дальше?»
– У тебя есть кем заменить эту свору? – спросил Кайрис.
– Мог бы найти.
Он сцепил пальцы и подался вперед:
– Кто? Назови.
Кайрис был прав, а у меня его правота вызывала неприязнь. Слишком изворотлив он был в подобных делах.
– Я всего лишь хотел сказать, что тебе необходимо вести себя осторожнее. – Он даже понизил голос, будто нас подслушивали. – Мы и так делаем чересчур большую ставку на кроверожденных.
Неправда. Септимус буквально принудил меня к этому.
– Рушить верность немногочисленных сил, которые на нашей стороне, – было бы опрометчиво, – сказал Кайрис. – Главное – создавать видимость. А это невольно заставляет меня вернуться… – Он откашлялся. – К ней.
Я встал, сунул руки в карманы и зашагал по комнате.
– А при чем тут она?
Ответом мне было молчание Кайриса. «Сам знаешь».
Не помню, чтобы он когда-либо выбирал слова, но сейчас он действительно думал над каждым.
– Она представляет для тебя опасность.
– Она не сможет действовать против меня.
– Райн, она победила в Кеджари.
Я дотронулся до груди, куда меня ударил кинжал Орайи. Не осталось ни шрама, ни вообще каких-либо следов. Их и не могло быть, поскольку Орайя так пожелала, аннулировав свой удар. Но, честное слово, иногда я его чувствовал. Вот и сейчас это место отчаянно пульсировало.
Кайрису знать об этом было незачем.
Я повернулся к нему с самодовольной улыбкой:
– Согласись, совсем неплохо, что я держу дочь Винсента на коротком поводке.
Я всегда хорошо умел играть лицом и голосом, в который добавил нотки некулаевской жестокости. Такой же голос был у меня в тот день на арене, когда я объявил, что Орайя останется жить, сопроводив речь угрозами.