Следующий раз был через неделю. И не у него, а у нее дома. Они сходили в кино, зашли в бар выпить по бокальчику. Потом вернулись к ней. Он был первым мужчиной, оставшимся ночевать у нее за 3 года жизни в этой квартире, за сотни тысяч часов сна на этой кровати, за трижды по 365 одиноких ночей, за сотни литров крепкого кофе и миллионы прослушанных джазовых композиций… Она видела, что рядом с ней у него просто сносит крышу, а ее прикосновения вызывают почти судороги. «Ладно, – говорила она себе, – все прекрасно, это замечательное развлечение, мне хорошо с ним. Мне ничего от него не нужно, моя жизнь устоялась. Постоянный приятель, любовник, друг – это и так немало! Иногда выйти в ресторан, раз в неделю секс и пару раз в год куда-нибудь вместе поехать. О чем еще мечтать?»
И все шло, как она себе нарисовала, пока… Пока она не заметила, что ждет его звонков, а раздвоение его личности начинает касаться непосредственно и ее своим крылом легкого безумия. «Привет, как дела? – позвонил он как-то вечером на неделе между этими двумя обменными визитами. – Скажи мне, какие у тебя планы на ближайшие недели? Работа и работа? Нет, ничего особенного. Просто февраль… Год прошел… Мои стародавние друзья пригласили меня поехать в Марокко на недельку. Я не мог им дать ответ, не согласовав с тобой. Все складывается хорошо: это первая неделя февраля. Потом я хотел бы, чтобы ты приехала ко мне погостить на подольше, чем просто выходные…»
«Слушай, – сказал он ей утром, сидя на высоком табурете и слушая про „восток солнца и запад луны“, – насчет нашего будущего: в начале месяца я улетаю на неделю в Марракеш. А потом… Ты же понимаешь, февраль – такое тяжелое время для меня, что я даже не знаю, когда мы увидимся… Может, я вообще не смогу сейчас…»
Она покивала головой, показывая, что, разумеется, понимает. Да и как по-другому?
Правда, потом так нестерпимо захотелось его оттолкнуть, ударить. Она была рада тому, что он быстро ушел, сославшись на срочные дела. В ее планы совершенно не входило, чтобы призрак его жены поселился и в ее маленькой квартирке. Тут и так тесно. И своих скелетов в шкафу хватает. Правда, развешивать свою родословную или всех близких по стенам ей в голову никогда не приходило. Наверное, виной тому суетное настоящее, самодостаточное, но с постскриптумом на будущее. Но сколько она помнит свое послеразводное существование, там даже самые серьезные романы скользили по касательной к плоскости ее жизни. Может быть, поэтому и ничего долгоиграющего не было… Где грань между развешиванием своей жизни по стенам и усмешкой над ней?