Мне стало как-то неуютно. Не потому, что он говорил странные вещи, нет. Я знала, что Роберту можно полностью доверять, и он если что и проявляет по отношению ко мне, то только отцовскую нежность и заботу. Знала, что он никогда не переступит черты, даже если я буду его провоцировать томными взглядами и прочими глупостями. Он сам однажды провёл эту черту и держит дистанцию, не обращаясь ко мне по имени. Он перестал называть меня по имени, когда мне исполнилось двенадцать. Иногда мне хотелось попросить его перестать, но я понимала, что это будет неправильным. В первую очередь, по отношению к нему. Роберт – мой друг, и если ему так комфортнее, то дело его.
Сейчас я чувствовала какую-то непонятную тоску и тревогу с его стороны, стоило нашим взглядам встретиться. Он то и дело нервно кусал губы или сжимал руль так, что костяшки пальцев белели. Но я не могла понять, что с ним не так, какая проблема не дает ему покоя. Чтобы хоть как-то отвлечься от этой мысли, я начала молча распаковывать наушники. Ими оказались «Зеннхайзер», практически топовые в своём ценовом диапазоне. Более чем щедрый подарок, если честно. Я подключила их к телефону и запустила первую попавшуюся песню. Приятный звук. Басы не режут ухо, средних частот хватает и без настроек эквалайзера.
Я зажмурилась, пытаясь сосредоточиться на их звучании. Видимо, вид у меня был самый безмятежный, потому что когда я снова открыла глаза, то поняла, что Роберт смотрит на меня и улыбается. Тепло. В лучах заходящего солнца он выглядел таким добрым, таким светлым, что я улыбнулась в ответ.
– Юная мисс больше не будет меня ругать? – поинтересовался он, когда снова зажёгся зелёный сигнал светофора.
Я отрицательно покачала головой. На самом деле, если я кого ругала всё это время, то только себя.
* * *
– Нозоми, ты меня слушаешь? – Голос у меня за спиной заставил оторваться от дел и обернуться.
Отец, уже начинающий седеть, со смешными усами и голубыми, как осколки неба, глазами, строго смотрел на меня. Я помню цвет его глаз, иногда мне кажется, что в память запали только они.
Он не злился, я ведь всего лишь увлеклась раскрашиванием какой-то картинки в книге.
– Нозоми, что ты творишь? Это же фолиант семнадцатого века! – Папа выхватил у меня из рук карандаш и книгу и стал разглядывать последствия моей шалости. – Ну молодец… Нечего сказать!..