– Хиль – неугомонный ребёнок, ему следовало родиться таким же изгоем, как ты, Горацио, – отозвался инквизитор, покосившись на плетущегося следом мальчонку. – Однажды тебя сожгут, мой мальчик, если ты не прекратишь свои неугодные Богу игры.
– Я лишь хотел помочь ловить демонов, – заупрямился ребёнок, игнорируя все предупреждения наставника. – Разве Богу не угодно истребить этих чудовищ?
– Ну что я говорил, а? – всплеснул руками Иусеф. – Истинно осёл. Хиль, диаволов и без тебя есть кому истреблять. Эти четверо прибыли как раз за этим. А потом они покинут город, – мужчина окинул путников взглядом, не терпящим возражений, – и снова будут жить в изгнании, ибо сердца их далеки от Господа нашего, а учения их темны и сеют смятение в сердцах людских.
Третий неожиданно ответил за всех:
– Не волнуйся, нам нечего делать среди вашей отары, – фыркнул он, за что Горацио осуждающе на него шикнул. – Если мы вам прям так не нравимся, то можем сразу уехать. Мне-то что? Только время тратим. Приползёте на коленях, когда демон еще одну деревню вырежет.
– Вы не лучше демона, сеньор, если так говорите, – ужаснулся мальчик, глядя на охотников. На его лице читался страх, но всё равно он держался достойно. Спорить с ним никто из охотников не стал – вникать в людские чувства давно стало для них роскошью.
Тошнотворный запах крови, липнущий к языку, и не менее пугающий любое живое существо запах горелой плоти, принесённый сквозняками с другого конца города, заполняли всё вокруг. Одежду хотелось сжечь сразу, как только все дела здесь будут сделаны и все выжившие смогут покинуть город.
Охотники прекрасно знали, что это место отныне ожидает забвение: инквизиция объявит земли проклятыми и прикажет сравнять город с землёй, а любое упоминание будет стёрто из истории, как бывало и раньше при столкновении с диаволами. Что успеют – растащат мародёры, если не побоятся слухов о проклятиях, которыми накормят жителей соседних поселений, или если их не отпугнёт трупный запах, которым уже через пару дней пропитается всё.
Крыса, осмелевшая после бойни, выползла откуда-то и уже суетливо пыталась утащить из опрокинутой корзины краюху хлеба, однако, заслышав шаги, поспешила скрыться за разбитыми деревянными бочками, бросив добычу на полпути. Перевёрнутая телега и её разбросанное содержимое перегородили половину улицы, лошади лежали неподалёку, обугленные, словно их поджарили в адском пламени.