В доме никогда не бывало много гостей за один приём, но разные люди заходили постоянно – это были артисты, учёные и врачи, инженеры и балерины, просто знакомые, новые и старые. Никогда никто не бывал у них из Моссовета или с работы дедушки Васи, так повелось, и нескоро Федя понял, отчего и почему. Иногда появлялись родные Родичевых – брат бабушки Тани профессор Иван Иванович Энгельберг, живший в Ленинграде, иногда один, иногда с женой и дочерью, также бывали племянники и племянница дедушки Васи проездом из Киева. А вот у дедушки Адама и бабушки Ани совсем не было родных, только знакомые и сослуживцы. Это тоже было некой тайной для маленького Феди. Заходили дирижёр Сук, хормейстер Авранек – «наше маленькое чешское землячество Большого Театра», как говорил дедушка Адам. Федю ненадолго выводили к гостям, с ним шутили, гладили по голове.
Зимой Федю водили гулять в Нарышкин сквер, в сад Эрмитах, даже иногда на Тверской бульвар. В общем, маленький москвич до своих семи лет рос как многие другие мальчики и девочки «из хороших семей», с которыми он встречался на прогулках. Федя редко болел, но ему запомнилась свинка, тогда шею раздуло, и лицо было действительно какое-то свинячье. Ещё были ветрянка, корь и краснуха, всё как обычно, как у всех.
Летом семейство не выезжало из города, дачу не нанимали. Адам Иванович был дирижёром в Большом, Анна Владимировна работала в конторе МХАТа. До середины июня все театры работали, дальше шли гастроли, а в конце августа уже назначался сбор труппы, как шутил дедушка Вася про МХАТ, «день Иудиных поцелуев». Бабушке Ани это не нравилось: «Ну, зачем ты так, Вася. У нас есть люди, которые искренне дружат. Есть же порядочные люди». А дедушка Вася в ответ: «Кого в театре называют порядочным известно – кто просто так гадость не сделает и задёшево друга не продаст». Федя удивлялся и не понимал, о чём это они. Бабушка Аня качала головой, и они шли курить. Слушая их пикировку, дедушка Адам крутил седой ус и подмигивал бабушке Тане, та в ответ фыркала и пожимала плечами. Федя тоже пытался подмигнуть, как дедушка, но у него не получалось.
Дедушка Адам был внешне похож на чугунную статуэтку Дон Кихота, что притаилась в кабинете на столике у дивана. Федя сначала думал, что это и есть дедушка Адам, а то, что у Дон Кихота на голове, – это просто летняя шляпа-канотье. Дедушка Адам как-то особенно глубоко ценил свою любимую дочь Соню за её кротость и простоту, впрочем, и всем в семье он был лучшим другом, никогда не повышал голос и, казалось, всегда был доволен жизнью. Говорили, что на репетициях в театре и на занятиях в консерватории он очень строг и требователен, но Федя себе этого даже представить не мог.