– Заварить крепенького с дороги? – предложил он.
– Извольте.
Устроившись на стуле, Иван Федорович еще раз осмотрел конторку, но уже более внимательно. Его сразу же привлекло огромное количество разбросанных бумаг – недопустимая расхлябанность в сыскном деле.
– Разрешите представиться, – раздалось из дверей, – Григорий Николаевич Гвоздев, стало быть, меня так можно величать.
–Иван Федорович Зубов…
–Наслышан, наслышан, – протянул околоточный и, протиснувшись между сейфом и столом, уселся на свое законное место.
– Что же вы, голубчик, в таком беспорядке рабочие документы держите? Или взашей давненько не получали? Да за такое любая проверка вам выговор объявит!
Околоточный тут же поник, осунулся. Потом виновато вздохнул и тут же принялся оправдываться:
– Отчего же, взашей последнее время наполучал я предостаточно, на всю оставшуюся жизнь хватит! – Он демонстративно извлек платок и протер вспотевший затылок. – Голову распрямить мочи нет. А с делами разделаемся, дайте срок. Вот как только доклады в столицу прекращу строчить, будто кузнечик, так сразу мелочью и займусь.
– Сильно одолевают?
– Не то слово, – вздохнул околоточный и, немного подумав, добавил: – Только был бы в том толк. А то ведь налетели коршуны, шуму понаделали, а гиблое место как оно было, так никуда и не делось. Стоит себе по-прежнему и пакости разные учиняет.
Сыщик кивнул и, опустив голову, задумчиво забарабанил по столу. С расспросами он решил не лезть раньше времени. Служивый человек излишнего давления не любит – перегнешь палку, ничего не добьешься, а немного выждешь, присмотришься, сам все выдаст. Так сказать, расскажет по доброте душевной. Ну а для начала надобно к околоточному приглядеться.
На вид Гвоздеву было немногим за тридцать. Лицо худое, морщинистое, сразу видно – из трудовых. Такой даже если чего недопонимает, упорством возьмет. Руки как лопаты, ладони широкие, мозолистые – значит, место свое законно выстрадал. У такого наверняка и агентура имеется. Причем не такая как у столичных жандармов: в большинстве своем пустотелая, премиями ненужными прикормленная. А настоящая – живая. Тут, в глубинке, за монету разве договоришься. Здесь сугубо на доверии все строится.
Потеребив длинный черный ус, Гвоздев тяжело вздохнул. Видимо, воспользовался паузой для той же надобности, что и сыщик. Правда, выводы он сделал довольно быстро, поэтому и решился спросил: