Передо мной лежал темноволосый юноша, почему-то нагой и весь испещренный свежими рваными ранами. Глубокие следы, будто от когтей, горели болью, и странный незнакомец с мукой на лице скулил на выдохе, словно побитая хозяином собака. «А ведь и правда собака», – изумилась я, когда увидела: заостренные уши на его голове, длинные когти на пальцах, словно у зверя, а в продолжении позвоночника на его ягодицах лежал пушистый хвост с ало-рыжей шерстью.
Елка высунула морду из переноски и зашипела. Рвано рыкнув, юноша напрягся и оскалился, а я чуть не завизжала от испуга. Вовремя поймала свой вскрик руками. Больной оставался без сознания, просто бредил в лихорадке и мучился от боли, грызущей плоть. Как внезапно он ожил, так же внезапно и обмяк.
Я вытаращилась на незнакомца и медленно попятилась назад. Руки все еще держала губах, будто боялась, что лишним движением разбужу злую силу. Я слишком хорошо помнила приметы главного хищника, принесшего столько бед и горя моей деревне. Никакой это был не человек. Острые уши, хвост и клыки в пасти… Настоящий волк в людской личине!
Глаза застилало слезами страха, и я отступала, молясь всем богам, чтобы этот монстр не ожил и не набросился. Противилась я принимать на себя участь травницы, убитой волком. И как он очутился здесь? Ведь наши охотники весь лес проверяли.
А мое тело будто околдовали, ватные ноги еле стояли, руки холодные, как лед. Да так еще и травинки длинные обвивали стопы, мешали уйти, словно сам лес задерживал. А мне не хватало духу даже обернуться к волку спиной, чтобы со всей прыти убежать прочь в деревню. Я с опаской не сводила с него глаз, неуклюже спотыкалась, пока не оказалась у края поляны. Казалось бы вот оно – спасение! Один шаг, и бояться больше нечего. Да вот только, когда юноша вдруг снова застонал, я остановилась, и почувствовала дрожь в коленках. На мгновение поразилась тому, как же по-человечески зазвучала его неосознанная мольба.
Мольба. О помощи.
Оборотень лежал и сипло хрипел. Хвост и уши его подрагивали. Он замерзал и медленно угасал, спрятанный в травяном покрове, совершенно одинокий и никому не нужный. Без посторонней помощи он был обречен, и мысли об этом упали грузом ответственности на мои плечи. Своими руками могла спасти его, или оставить погибать в лесной чаще.