Но и того, что захватили четыре пса, было предостаточно. Мир перекроили за время жизни одного поколения. Арния, Герия, Лекант и Арнидок принялись выжимать соки из новоприобретенных колоний, время от времени вгрызаясь в глотки друг другу, а остальные людские королевства вот уже полтора столетия влачили жалкое существование в тени «большого квартета». Лишь молодая Огсбургская империя хищно скалила зубы, интриговала и, как мнилось многим, ждала своего часа.
– Мадам, вам чем-нибудь помочь? – Я попытался успокоить эльфийку. Жалость во мне поборола неприязнь. – Принести воды?
Перворожденная никак не отреагировала, словно забыла обо мне. Я навис над ней, не ведая, как поступить.
– Лека, Лека! Что ты здесь делаешь? – по узкой лестнице за серой дверцей, запыхавшись, поднималась служанка. Опасливо глянув на меня, она склонилась к эльфийке и успокаивающее заговорила с ней. Как ни странно, это подействовало: перворожденная прекратила плакать и доверчиво наклонила голову к горничной.
– Сударь, пожалуйста, не говорите мастеру Кампо, что видели Леку, – горничная умоляюще посмотрела на меня, подняв эльфийку с пола. Служанка походила на Маргарет, как сестра, только была постарше и чуть пополнее. – Хозяин не любит, когда Лека попадается на глаза гостям.
– Да, конечно.
– Спасибо, сударь. Вы очень добры.
Шепча что-то эльфийке, горничная увела Леку вниз, еще раз просящее взглянув на меня.
Что за судьба выбелила волосы бессмертной и покрыла лицо морщинами? Почему она назвала меня «Владыкой», вспомнив верховный титул эльфийских чародеев? Я простоял какое-то время на месте, глядя на затворившуюся дверь, но чувство голода не прервало раздумья.
Приблизившись к лестнице, спускающейся в гостиничный холл, услышал зычный бас:
– Трактирщик! Товь лошадей, да побыстрее! И кружку темного эля!
Стуча коваными каблуками, к хозяину заведения двигалась широкоплечая громада в синем мундире королевского лейб-лейтенанта. Внизу уже было не так пусто. Огсбургец сидел на прежнем месте, словно и не покидал его ночью. У окна шептались трое купцов с длинными усами и то и дело тыкали пальцами в толстый гроссбух. Женский смех за ширмой выдал влюбленную парочку. Но главное, за столиком посреди зала с Фоссом беседовал пухлощекий господин в костюме, сшитом с богатой вульгарностью.