– За языками идём…
И никаких подробностей, лишь желваки под кожей судорожно задёргались. Видно, кого-то из высших офицеров велено нам притащить, а тут риск неимоверный. Вот и нервничает лейтенант.
Справа от нас зашипело, и небо озарилось бледным туманным светом. Фрицы осветительную ракету пустили. Я замер, а перед глазами у меня в полуметре из земли торчала рука. Серая, со сморщенной кожей на пальцах и, с ногтями синюшного цвета, окаймлённых траурной чернотой. Будто кто-то из-под земли просил о помощи. Но мне под землю никак не хочется. Как только свет в небе погас, я взял влево. Никак не хотелось в темноте наткнуться на мёртвую руку.
Зинцов повернул ещё правее. Не похоже, что ведёт он нас к разбитым артиллерией ограждениям. Что-то другое у него на уме. Он командир, ему и решать. Командир привёл нас к водной стремнине. Ещё вчера небольшая спокойная речка, от дождей разбухла, помутнела, и, будто расправив плечи, расширила русло метров на пятнадцать в каждую сторону. И здесь у кромки воды мы поняли замысел командира. Поплывём. Лейтенант первым скользнул в воду. Потом сержанты. Мануйло перед погружением как-то неудачно дёрнул ногой и чуть не угодил мне в лоб каблуком. Я, уворачиваясь от сапога своего боевого товарища, дернулся в сторону и угодил локтем во что-то скользкое и упругое. Видимо, ткнул я это упругое слишком крепко, оно порвалось, хлюпнуло, и пахнуло такой мерзкой вонью, что еле-еле удалось справиться с рвотным порывом. Судорожно сглотнул и поскорее в воду.