– Вы мне не верите? – удивляется Ригер, но что-то в его поведении не так.
– Нет, конечно, – хмыкает мой Сережа. – Нам же не пять лет.
– Обратите внимание, – слышу я голос того же мужчины откуда-то слева. – Вот вам простое доказательство неправильной оценки собеседника.
Сидящий напротив Ригер неожиданно исчезает, а вокруг нас вдруг обнаруживается большое количество детей, подростков и даже взрослых. Стоящий перед ними сотрудник Академии вещает о том, что важно правильно выбрать, как и с кем говоришь, ну и заодно – сколько вреда бывает от вранья без серьезного мотива. Я понимаю, что из общения с нами сделали урок, но меня этот факт раздражает.
– Здравствуйте, Высочества, – здоровается с нами Ригер. – Прошу прощения за сие представление, но эта возможность была единственной не вызывающей тяжелых последствий. Прошу не чувствовать себя оскорбленными…
– Ну что, любимая, – обнимает меня Сережа, – дадим дяденьке еще один шанс или направим Академию пешим эротическим маршрутом?
– Русские, – убежденно говорит кто-то из толпы. – Только они так говорить умеют. Неправильно вы объект выбрали, герр Ригер. Они запомнят и отомстят.
– Ну, нам не десять лет, – вздыхает мой любимый. – Мы просто уйдем и заблокируем возможность проникновения в наш мир.
– Это возможно? – удивленно интересуется тот же голос.
– Вполне, – кивает Ригер. – И все же я прошу вас выслушать меня.
Ну ладно, пусть говорит, что намеревается, а потом я подумаю, стоит ли нам тут оставаться. Потому что пока мне не хочется общаться с теми, кто меня использует. Я все-таки царевна, а не контрацептив!
Для всех я образцовая фелис, следующая заветам предков, как велит Великая. Зовут меня Ххара, мне пятнадцать весен, и я самка! Мне с рождения повезло быть самкой, потому что самца бы… Когда я родилась, моя мать отчего-то захотела сделать меня неживой, уже прихватив за шею своими клыками, отчего у меня следы остались на всю жизнь. Будь на моем месте самец – никто бы ничего и не сказал, потому что самцы тупые, годны только за потомством следить да на кухне трудиться. Ни к какому сложному труду они не способны.
Но я оказалась самкой, а самок убивать просто так нельзя, потому полузадушенную меня у мамы отобрали и передали в другую семью. Что стало с мамой, я не знаю, да и как маму ее не воспринимаю, потому что, когда мои глаза открылись, перед ними была совсем другая самка. Она меня не любит и запрещает мамой называть, отчего в детстве я много плакала, неизменно получая по носу за слезы. Потом уже мне объяснили, что означает «ка Лос» вместо принадлежности к семье. «Ничья» это означает, как клеймо на мне самой…