– Я не искала. Приплыла сюда на Новый год. Вчера случайно увидела тебя, не сразу узнала. Постарел, лысый стал, голова как колено. Загорелый такой. Впрочем, ты всегда был смуглым. Настоящий португалец. Только походка осталась прежней, танцующей – вот по ней я тебя и узнала… А я растолстела сверх всякой меры, диабет, старая кошелка. Никому не нужная одинокая пенсионерка.
– Ты старая кокетка, Агнесс. Ты всегда была кокеткой, этого у тебя не отнять. Приплыла, говоришь? Так это твое корыто болталось у пляжа два дня?
– Правда, она красавица?
– Океанская яхта «Азимут 77S»… Пенсионерка, говоришь? У нас в баре спорили, саудовский шейх к нам приплыл или английский миллионер. Я сказал, русский, сейчас русские самые богатые. Мне поверили.
– А это никакой не шейх, это я. И, между прочим, действительно уже лет восемь… Нет, больше… Сколько мы с тобой не виделись, Руди, лет пятнадцать?
– Двадцать лет, Агнесс, двадцать.
– Ну, значит, лет двенадцать как я на пенсии. Веду тихий размеренный образ жизни. Крохотная квартирка в пригороде Гамбурга, вокруг в основном такие же старики.
Она повысила голос:
– И, между прочим, я вырезаю талоны на скидки в супермаркете. Да! Я должна экономить! Что скажут соседи, если увидят, что я живу не по средствам?
– Что они скажут, если увидят твою яхту?
– Господи, Руди, где они увидят-то ее? В нашем тесном дворике, справа от помойки?
Мы уже не стояли на мостике, а прохаживались по набережной, сначала мимо украшенных лампочками пальм и треугольных сверкающих псевдоелок до теннисного корта и часовенки Святого Рока, потом обратно, мимо бухты с пляжем с ярко-желтым, привезенным из Марокко песком, мимо маленькой марины, где постанывали, поскрипывали, непрерывно пританцовывая на мелкой волне, катера и яхты – тоже маленькие, куда им до Агнессиного плавучего дворца. Она опиралась на мою руку, и опиралась все сильнее – таскать свое грандиозное тело ей было нелегко. Я предложил пойти ко мне, взять бутылку скотча в баре и поговорить уже спокойно, в комфорте, как положено двум старикам.
* * *
– Только не называй меня Руди. Мое имя Гонзу.
– А чем тебя не устроило имя Руди? По-моему, очень благородно – Рудольф. Когда я была вдовой немецкого генерала… Ах, мой бедный Клаус!
У нее в руках оказался розовый кружевной платочек, и она стала театрально вытирать им слезы. Это была она, моя Агнесс! Ее любовь к розовым кружевам осталась неизменной.