– Читать? – не понял я.
– Да нет, считаем понемногу.
Оказалось, академик Кнорозов пригласил Хвоста принять участие в этом счетно-решительном предприятии. Кнорозов был выдающимся ученым, он, кажется, расшифровал письменность майя и решил, видимо, расшифровать Пушкина, что, может, и потруднее будет. Что сталось с пушкинскими текстами после цифровых манипуляций, доподлинно неизвестно. Но мне достался стаканчик-другой от академических щедрот.
6
И не только наши интересовались Хвостом. Я помню, приезжали искусствоведы из Штатов изучать его творчество. Конечно, и местные «искусствоведы в штатском» изучали Хвоста. Но не очень-то прилежно. Скорее для порядка. У них классовое чутье было заточено на другой жанр. Хвоста они ошибочно считали неопасным. Хотя Алексей Хвостенко как раз и представлял опасность для властей. Причем любых.
Американские эксперты не просто так интересовались современным искусством. Хвост ведь был художник. У него висели очень технично сделанные графические работы. Пейзажи с луковками церквей. Печально склоненные купола без крестов. А искусствоведчатые янки были, в сущности, народом незамысловатым. Это была парочка блондинов с офицерской выправкой. В чем заключалась великая гуманитарная цель их экспедиций? Программа гуманитарной помощи работникам искусства? Нести свет культуры? Много можно строить глубокомысленных гипотез. И антитез. А ларчик-то просто открывался. Это я потом только допер. В Нью-Йорке в Гринвич-Виллидже загляни в любую галерею. Почем там русские работы? То-то. Эти великие деятели западной культуры так и норовят хапнуть у русского лопуха-живописца его работы с хорошим дисконтом. А то и совсем задарма. За джинсы какие-нибудь фирмы «Монтана». А потом загнать за хорошие башли в своем Манхэттене. Эти шакалы прошли хорошую выучку и чуют запах денег за версту.
Ну и конечно, там, где иностранцы, там и стукачи. Я помню, на Греческом прибегает кто-то с криком:
– Ребята, я точно знаю, Мишка Ю. – стукач.
Дальше обычная возня, прячут куда-то там самиздат и тамиздат, переживают. Алеша сидит у окна, курит свою беломорину. Молчит. Думает. Его трясут за плечо:
– Хвост, слышал?
– Да-да, стукач тоже человек, – говорит Алеша спокойным своим баритоном.
Такое запоминается.
Не зря существует устойчивое словосочетание: «Алексий, человек Божий». Что-то в этом есть.