– Это же цыган, Шлессер, – скривился лейтенант. – От него сейчас конь пропахнет гадостью! Или заразится чем-нибудь!
– Я отгоню его, герр лейтенант! – Шлессер суетливо затоптался по маленькому загону, не решаясь кинуться на мальчишку. – Подождите! Сейчас духу его здесь не будет! Чертов оборванец!
Цыганенок вдруг выкрикнул на немецком:
– Лос! Вервюнш![1]
Шлессер в ответ попытался ударить мальчишку плеткой, но промахнулся и стеганул коня. Вагнер взвился, тяжелые копыта взмахнули в воздухе, и немецкие кавалеристы кинулись к загородке подальше от мощной фигуры. Юркий цыганенок, наоборот, смело нырнул под брюхо и затаился между ног Вагнера, который нервно переминался у столба.
– Ах ты скотина. – Унтер-офицер снова сделал попытку ухватить мерзкого мальчишку и вытащить из-под коня. Но из страха получить удар копытом никак не мог подлезть вниз, между ног жеребца.
– Фу, Шлессер, боже, не прикасайтесь к этому бродяге, умоляю! – Гейнц вытащил платок и прикрыл им нос, будто спасаясь от невыносимого зловония. – Он же заразный, цыгане – это животные, настоящие животные. У них тысячи болезней: сифилис, вши, лихорадка, оспа и чего похуже… Хуже, чем евреи и русские, самая низшая раса. У них нет даже дома, они живут на улице, как бродячие собаки. Не трогайте его, уверен, подцепите какую-нибудь гадость.
Петер Гейнц вскрикнул и метнулся в сторону, грязный комок закрутился у него под ногами. Мальчик толкнул калитку на входе, не смог одолеть ее тяжесть и открыть и шмыгнул обратно к длинным ногам Вагнера. Раздраженный лейтенант вытащил табельный маузер и попытался поймать в прицел цыганенка.
Тут уже взревел Шлессер:
– Нет, нет, вы заденете моего жеребца! Вы перебьете ему ногу! Как его потом продавать?! Уберите пистолет!
Гейнц недовольно скривился, но все же убрал оружие:
– Он облапил своими грязными руками Вагнера. Никакая дезинфекция теперь не поможет, наверняка у него бешенство, блохи и чесотка. А то и что похуже. Он невыносимо смердит, да сделайте же что-нибудь, Шлессер!
Унтер-офицер в это время наконец изловчился, вцепился всей пятерней в густые кудри незваного гостя и выволок его из-под жеребца.
– Ах ты сучонок, мерзкая тварь! Пришибу тебя, раздавлю, как червя! – Вместе с ругательствами на ребенка посыпался град ударов. Взбешенный фашист хлестал его плеткой так, что одежда и кожа лопались, во все стороны летела кровь, мальчик визжал от боли, корчился, как маленький зверек, и выкрикивал непонятные слова, от которых вдруг охнул офицер Гейнц: