– А я так, без сознания, и валялся все это время?
– Конечно, ты же сильно много крови потерял. Но ранения у тебя легкие, навылет. Во всяком случае, врачи так говорят.
– Это уже хорошо! Послушай, Володь, а что это за шум такой был по дороге? Или мне почудилось?
– А это наши «катюши» жгли немецкие танки. Мне так кажется, но «катюши» работали – это точно.
– А что это такое? В первый раз слышу.
– Это, Витя, реактивные минометы. Наше секретное оружие, больше я ничего не знаю. Их еще под Ельней впервые применили, немцы от них в ужас приходят. Даже говорят, с ума сходят. Вот так-то!
– Ничего себе! Да с таким оружием мы их быстренько вынесем отсюда вперед ногами!
– Не говори «гоп», Витек. Немцы – это тебе не румыны какие-нибудь, и справиться с ними будет не просто. Но мы это сделаем. Извини, Вить, надо отдохнуть.
Дремов прикрыл глаза и затих, а я не мог успокоиться от новых впечатлений, поэтому и лежал с открытыми глазами, как сова, честное слово. Надо побыстрее выздоравливать, а то выгонят немцев без меня, обидно будет. Поэтому, для начала, я уселся на койке. Голова кружилась и немного побаливала, но вполне терпимо. В это время вошла молодая медсестра, негромко справилась о моем здоровье, протянула какие-то пилюли и проследила, чтобы я их проглотил. Строго-настрого приказала лежать и вышла за дверь. Но я не думал ей подчиняться и стал осторожно разминать забинтованные конечности.
– Ты куда навострился, Витек?
Оказывается, что Дремов наблюдал за мной:
– На войну решил дезертировать? Боишься, что без тебя все закончится? А, лейтенант?
Я ему в ответ недовольно буркнул:
– А ты чего подсматриваешь. Следить за мной нанялся, что ли?
Дремов вдруг посерьезнел, нахмурился и как-то зло произнес:
– Ты говори, да не заговаривайся, товарищ лейтенант. За такие слова можно и в пятак получить.
– А вот это еще мы будем посмотреть, товарищ старший лейтенант. Много на себя берете. Смотрите, как бы коленки не подогнулись. Иначе ваше лицо может встретиться с полом, причем с разбега.
И, сказав друг другу эти обидные слова, мы, как по команде, отвернулись каждый к своей стенке, при этом отчаянно засопев. Но долго это не могло продолжаться, и через некоторое время я услышал какие-то всхлипывания. Медленно повернулся и увидел такую картину – обхватив перебинтованную голову руками, Дремов смеялся, но его лицо искорежила гримаса боли, а из глаз текли слезы. Я даже оторопел немного: