– Тебя и прежде Михалыч подбивал? – улыбнулась она, кажется, улыбнулась. Я покачал головой.
– Мы с ними свои барыши увозим, всегда едем вслед за инкассаторами. Так безопаснее.
Она вздохнула и поднялась. Я следом за ней.
– Всегда приятно помечтать. Хоть и не всегда о реальном.
– А мне все же интересно. Если не против, может, поделишься, на что бы потратила эти двадцать тысяч.
– Они примерно столько выручают? Немного. Я рассчитывала на большее…. Но даже и двадцать. Купила бы домик где-нибудь на юге, в Крыму или на Кавказе. Нашла бы там работу, нет, сперва бы переехала туда, дом конечно, взяла бы у частников, без всяких сберкасс, втихую. Работала бы по специальности, мне и правда нравится возиться в бумагах. Летом сдавала комнаты отдыхающим. Может, завела бы роман. Или не один.
– А я рассчитывал…
Она рассмеялась, легко, свободно.
– Ну не отчаивайся, прошу. Все еще будет. У каждого, я надеюсь.
Я невольно хмыкнул.
– Хорошо бы.
Быстро похолодало, с Ольгой мы уже через несколько дней прекратили наши посиделки на лавочке возле телефона. Да и работы у нее прибавилось, ее перевели из одного отдела в другой с повышением; возвращаться она стала позже, а уходить раньше меня. И стала немного другой, чуть более замкнутой. Всякие мои попытки ее разговорить ни к какому результату не приводили, она лишь улыбалась бледно и замолкала. Я смущался, не зная, что и как ей сказать, она продолжала загадочно улыбаться и только смотрела на меня. Глаза поблескивали в свете электрических ламп. У меня первое время складывалось ощущение, будто Ольга хочет и боится со мной переговорить по душам, а потом… потом я просто смотрел на нее, боясь оторваться. Мы так и сидели, порой, часами, пока Михалыч не напоминал о времени. Не знаю, что ощущал он, наблюдая за нашими посиделками, предпочитал помалкивать, может, надеялся на благополучное и скорое их завершение и переход к следующей стадии – поцелуям и объятьям, после которой мы бы расписались и, наконец-то оставили его одного в квартире. Может быть, вот только подобного не происходило.
Ольга теперь получала сто восемьдесят, это на «зарплату колхозника» больше, чем наш дворник, изрекший сию мудрость. Первое время он завидовал ей, да еще и вслух, но она, кажется, уже привыкшая к недовольному гундежу соседа, быстро перестала обращать внимания. Тем более, что он по первому времени тоже сильно на нас надеялся, на молчание это. Все ждал, иногда подсматривал и продолжал ждать – кажется, по инерции.