И тут вдруг чья-то теплая рука легла мне на плечо. Я резко обернулся. Передо мной стояла учительница географии Людмила Петровна Вагнер. На ней был красивый синий костюм с желтой брошью на левом лацкане и коричневые туфли весьма внушительного размера.
– Как давно я тебя не видела, – своим певучим и приятным голосом пропела она. – Как давно! Какой ты стал статный и красивый! Прямо не верится… А помнишь, как я порой поглаживала тебя по голове?
– Помню, – смущенно ответил я, – только не знаю, для чего вы это делали.
В моем голосе отчетливо прозвучало холодное недоумение. Она на секунду замолчала. Её глаза наполнились влагой, а потом она, не стесняясь этой влаги, продолжила:
– Ты был похож на моего Володеньку. Володенька-то мой утонул ещё ребенком. А ты на него был похож…
Она зашмыгала носом.
– Ты очень на него похож даже сейчас. Я гляжу на тебя и представляю, каким бы мог стать мой сын, если бы остался жив… Дай бог тебе всего самого хорошего, дорогой мой. Извини меня, если я сделала что-то не так. Извини.
И она поплыла от меня своей мягкой беззвучной походкой. Я растерянно посмотрел ей вслед, и впервые в жизни мне стало стыдно. Только не понятно от чего.
Через несколько дней мне позвонила Ольга:
– Ну что ты решил?
– О чем ты? – переспросил я.
– О стихах. Ты не пробовал написать что-нибудь ещё?
– Нет.
– Ну и дурак! Ду – рак, – произнесла она по слогам.
В трубке раздались отрывистые гудки. Она выключила телефон. Я вернулся домой и вдруг понял, что у меня в жизни нет ничего своего. Я живу в казенной квартире, повторяю чужие мысли, делаю неприятную работу, разговариваю с пьяными людьми. Ем, сплю, пишу отчет о производственной практике – и больше ничего. И тут впервые у меня промелькнула крамольная мысль: «А что если Ольга права»? Может быть, пора вспомнить о призвании, о том, что отличает меня от других… А что если во мне действительно дремлет некий дар?
В тот же вечер, сидя перед большим окном в осенний сад, я написал:
Над холмами, возникшими из пустоты,
Здесь всегда возвышаются елей кресты.
И повсюду кристальная снежная пыль.
Здесь сугробы годов утрамбованы в быль.
Здесь мольбы затихают под толщею льда,
И словесная льётся с экранов вода.
Уплывают кораблики под мосты
И на мачтах покачиваются кресты.
Птицы вороны здесь на закате парят,
От деревьев прочерчивая диагональ,