Сказав это, мальчишка потерял сознание и рухнул на мостовую.
Оборотень
Пришел Коля в себя только на третьи сутки.
Снова что-то мычал про старика – великана, умолял отпустить его домой к матери.
Колькина мать места себе не находила – сын никого не узнавал, часами сидел, забившись в угол, будто волчонок. Уставится остекленевшими глазами в одну точку и ни звука.
А то вдруг закроет лицо ладонями и захнычет жалобно:
– Дедушка, пусти-и.
Рехнулся парень! – решили дома.
Но самое страшное было в том, что Колька стал стремительно меняться внешне, превращаясь из красавца в урода. На лице и теле у него начала расти шерсть, выпали все зубы, а вместо них отросли желтые клыки. И сам он стал похож на волка-оборотня.
Лежал в постели и протяжно выл. А то бывало, соскочит на пол и вот мечется на четвереньках из угла в угол, стуча по половицам огрубевшими когтями, тревожно к чему-то прислушивается, принюхивается. Словом, что-то ужасное творилось с Колькой.
Все были напуганы: как это так, в наше время – и вдруг такие страсти.
Доктора бессильно разводили руками и советовали «оборотня» куда-нибудь увезти. Спрятать от людских глаз подальше, не будоражить город слухами.
А соседка-знахарка шепнула матери:
– Леший парня попутал, помрет он у тебя скоро.
Но Коля мучил себя и родителей еще долго.
Умер, когда ему исполнилось двадцать пять лет. Говорят, лежал в гробу весь черный, заросший грубым волосом, с застывшим звериным оскалом на лице.
И никому и в голову не могло прийти, что красивый юноша на портрете с траурной рамкой и косматое чудище в гробу – это один и тот же человек.
Кошка
Мне был год или около того, когда прабабушку Матрену разбил паралич.
Она бездвижно лежала на постели – седая, костлявая, с ввалившимися щеками, похожая на какую-то хищную птицу.
Временами прабабка скашивала не меня свой птичий глаз и звала слабым голосом:
– Ната, подойди, детка, к бабе.
Я не отзывалась, даже если находилась поблизости. Притворяясь глухой, продолжала пеленать куклу или с усердием катала по полу машинку. Слишком уж пугал меня вид бабы Моти. В то время больше всего на свете я боялась двух существ – прабабку и ее дьявольскую кошку Анфису, с шерстью угольного цвета и круглыми янтарными глазами.
Я росла нервным ребенком, плохо ела, беспокойно спала.
Вечернее укладывание в постель и вовсе превращалось для мамы в пытку.