– Анюта Кузьмищева. Анюта. Вся моря синь в твоих глазах, и яхонт алый на губах. Анюта.
– Ты чего шепчешь, Еремей Матвеевич? – хлопнул ката по плечу подьячий. – Вспомнил чего?
– Да так я, – смутился Чернышев, – утомился чего-то, вот и лезут мысли дурные в голову.
– Чему тут томиться-то? – засмеялся Сеня. – Бывало, в день по десять следствий вели и ничего, а тут одно всего и ты утомился. Чего это с тобой?
– Не знаю, – махнул рукой Еремей, – не по себе чего-то. Кабы не пост, вина бы испил. Муторно на душе как-то. Кошки скребут. Никогда так со мною не было. Никогда.
– Насчет души ты поосторожней, – сразу перейдя на серьезный тон, заговорил Сеня. – В вашем деле про душу вспоминать не следует. Вспомнил раз, то пиши пропало. Плохо видно у тебя дело, раз так загрустил. Из-за Копеева что ли? Так не стоит он того. Да и ничего серьезного ему не присудили. Выпорют завтра на площади, поохает денька три, и опять с Акимовым водку начнут пить, а ты из-за него в переживания ударился. Выброси-ка ты Еремей Матвеевич всю эту дурь душевную из головы и пошли в кабак.
– Так пост ведь.
– Ничего. Помолимся завтра с утречка подоле, нас Господь, глядишь и простит, а вот если сейчас в кабак не сходить, так неизвестно, как оно всё еще с твоей душой повернется. Пойдем, благо Андрей Иванович мне неожиданно пятак подарил за усердную службу и сказал, что больше сегодня к нам не придет. "До завтра, – сказал, – не приду". Дело у него какое-то сейчас в царском дворце. Видишь, Еремей Матвеевич, сам Господь нам с тобою сегодня пособляет. Когда ж такое было, что генерал так рано из застенка ушел?
– Давно не было.
– Ну, а раз сегодня так стало, то это верная примета, от кабака нам не отвертеться. Судьба сегодня наша такая. Здесь уж как не крути. Ясно тебе?
Несмотря на великий пост народу в кабаке было предостаточно, однако кабатчик хорошо знавший, где несут государственную службу Еремей с Сеней, сразу же освободил для них стол в углу и принес зеленую бутыль с вином да приличное блюдо квашеной капусты с клюквой. Пост все-таки и мясное в кабаке особо не подавалось. Если уж кого очень припрет или иностранец, какой, на огонек завернет, то на этот случай в леднике поросячья туша хранилась, но для ката с подьячим черед грешного мяса еще не пришел, и потому они закусили первую разгонную кружку сочной капустой, забирая её щепотями из блюда.