– Так не бывает, – прошамкал беззубым ртом старик с седыми космами. – Какой же дурак, не за своё душегубство признается? Нет таких.
– Блажь на меня нашла братцы, блажь, – замотал бородой Матвей. – Чую сам, что ерунду горожу, а язык так и треплет. За дочку, говорю, отомстил офицеру. Сам не хочу, а одно и тоже твержу. За дочку, мол, отомстил. Не хочу так говорить, а язык без воли моей треплет. И даже слезу я пустил, вроде? Вот ведь как бывает.
Последние слова пирожника потонули в густом хохоте. Отсмеявшись, хозяева решили, наконец, познакомиться с Еремеем. Раньше не интересовались, за стол молча посадили, а тут вдруг любопытство в них взыграло.
– А это кто с тобой? – на правах главного за столом поинтересовался Яков. – Что за птица такая сурьезная?
– А я братцы и не знаю, – хмыкнул Кузьмищев. – Он видно в крепости служит? Вывел меня сегодня ночью и к дому привел. Я-то сначала думал, что ката за мною послали, чтоб на плаху меня свести, а он меня к родимой избе вывел. Прямо к порогу родному. Вот дурачина.
– Чую Анюткины это дела, – протирая слезящийся глаз, высказал вслух свои мысли седовласый старик. – Она чего-нибудь скуролесила. Она, больше некому такое сотворить. Вот ведь бестия, какая. Чего пожелает с мужиком сотворить, то и сотворит. Верно солдатик?
Еремей сразу и не понял, что это к нему старик обратился, а потом как увидел, что все на него смотрят с превеликим вниманием, решился кивнуть головой. Ваша, мол, правда, люди дорогие.
– Ну и стерва же эта девка, – радостно грохнул кулаком по столу Яков. – Ой, стерва, так стерва! Ох, боевая! Нигде больше такой, как наша Анютка не найти!
Больше к Чернышеву за столом в то утро никто не обращался. Он сидел, слушал болтовню мужиков, и всё не мог взять в толк то, что же с ним всё-таки случилось. Всё, что было этой ночью, представлялось страшным сном и казалось, стоит только проснуться, и всё будет, как всегда. Изба родная, Марфуша, детишки, кум со своим хвастовством и всё остальное, как прежде. Только вот никак не просыпалось Еремею, а даже наоборот, чуть не упала его отяжелевшая голова на стол. Кто-то услужливо подхватил Чернышева под плечо, снял с него промокший кафтан и положил на постель из душистого сена.
– До чего же сенцо пахнет хорошо, ну прямо, как у нас в деревне, – успел только подумать кат и куда-то провалился. – Хорошо-то как пахнет. Ничего лучше такого духа не бывает. Хорошо.