Но ответом ему была лишь тишина, ставшая вдруг густой, осязаемой, будто невидимый купол накрыл всю долину, превратив её обитателей в безмолвных кукол. Эл с неприязнью почувствовал, как по спине ползёт холодок, а в горле комком встает неожиданный, иррациональный страх.
– Ну и ладно, – пробормотал он, скорее для того, чтобы прервать эту мёртвую тишину. – Ваши проблемы.
Он поспешил прочь, в сторону небольшой лавки на углу, в которой, как он выяснил в первый же день, можно было купить продукты первой необходимости: консервы, хлеб, молоко, – причём непонятно, откуда всё это бралось в этом затерянном среди гор местечке. Но запах свежеиспечённого хлеба и крепкого кофе волновал его сейчас гораздо больше, чем любые тайны Безмолвной Долины.
Купив необходимое, он уже собирался было уходить, как вдруг почувствовал на себе чей–то взгляд. Он резко обернулся, и – да, не показалось – старик, сидевший за кассой, действительно смотрел на него. Вернее, не просто смотрел, а словно впивался своим тяжелым, цепким, как крючок, взглядом прямо ему в глаза, пытаясь выудить что–то скрытое в их глубинах.
Эл встретился с ним взглядом. Старик был неприметен – морщинистое лицо, словно вырезанное из старой кожи, глаза, похожие на бусинки дешевого ожерелья, – однако взгляд, которым он наградил Эла, заставил последнего вспомнить недавний странный звук из глубин гор, напомнив об ощущении беспокойства и опасности.
– С вами всё в порядке? – пробормотал Эл, стараясь говорить как можно непринуждённее. – Вы меня, кажется, знаете?
Старик медленно, словно нехотя оторвал от него взгляд и уставился на кассовый аппарат. Его руки, покрытые сетью старческих пятен и морщин, дрожа нащупали на прилавке бумажный пакет и положили в него покупки Эла.
– Двадцать долларов сорок центов, – хриплым, надтреснутым голосом произнес старик, даже не смотря в его сторону.
Эл, чувствуя, как напряжение медленно отпускает, протянул ему купюру и забрал сдачу, не переставая ощущать на себе тяжёлый, оценивающий взгляд. Лишь выходя из магазина, он позволил себе ещё раз взглянуть на старика. Тот по–прежнему сидел неподвижно, уставившись куда–то в стену, будто всё произошедшее мгновение назад – всего лишь обман зрения.
На улице жизнь, казалось, вернулась в своё привычное, неспешное русло: дети снова носились по тротуару, мужчина с видом заправского механика крутил педали велосипеда, да и сами звуки – детский смех, лаянье собаки из приоткрытого окна дома напротив, даже негромкая музыка, доносившаяся откуда–то из глубины магазина, – теперь уже не резали слух своей неуместной громкостью, а лишь подчеркивали атмосферу тихого сонного утра, царившую в Безмолвной Долине.