В интерьере зала повисло тягостное молчание. Такое тягостное, что нарушить его смогла только хозяйка ситуации.
– Чего замолкли? – спросила Елена, а потом рассердилась: – Почему вы вообще считаете, что соитие унижает женщину?! Филастер, ты же поборник женского равноправия! Как можно быть такими патриархальными и отсталыми! «Отдаться» – слово-то какое… Я буду брать! Я буду доминировать! Я всегда доминирую!
Во время этого взрыва она почему-то испытующе смотрела на Камилла. Однако тот остался невозмутимым, как мильный столб на обочине Америнского тракта.
Она получила вызов – дерзкий и наглый. Надо сбить спесь с хама.
Девятый час – по-нашему это примерно три часа дня. Из своего богатого опыта она знала, что это час мужского позора. Внешне неприметный для окружающих и неощутимый для самцов. Они всё также бросаются в атаку, не подозревая, что возможности их пребывают на минимуме в этот час суток, когда усталое солнце еле ковыляет по седьмому дому.
Сидя в ванне, Елена испытывала смутную тревогу. Она старательно втирала в кожу баккариолу, душистое масло из растений каких-то жарких стран и понимала, что что-то важное должно произойти совсем скоро.
Она оделась, причесалась и позвонила в колокольчик, в результате чего привели Метастигея, чистого до неприличия, одетого в белый хитон. Он стоял с обыденным видом и рассматривал роскошный интерьер спальни.
Елена оценивающе посмотрела на жертву.
«Этой ночью я порву тебя, хам!», говорил её взгляд.