Золотарева расслабляется, откидываясь спиной на дверцы шкафа, и стирает мои остатки с губ тканью платья. Натягиваю боксеры, достаю сахарницу с полки.
– Держи, хорошая работа, заслужила, – мне не хочется больше видеть ее в своем доме. – Дверь закрой за собой.
Покидаю кухню, надеясь, что девушка уйдет, но она бежит за мной. Буквально. Бежит, прося остановиться. Настигает меня посреди круглого холла, где стоит рояль, за которым проходили в детстве наши совместные уроки. Замираю, стараясь не чувствовать тепла ее ладоней.
– Прости меня, Лешенька. Все было так давно. Забудь, – шепчет голос, когда-то вводивший меня в состояние экстаза. – Давай просто жить дальше.
– Жить?
Разворачиваюсь, отталкивая от себя хрупкую фигурку.
– С тобой жить? Ты себя слышишь? – отвращение к ней побеждает неудовлетворенную похоть и воспоминания о моментах единения. – Да после тебя в венеричку бежать впору, а ты жить.., – злобно усмехаюсь, потому что мне безразлично, что я делаю ей больно, или должно быть безразлично. – Ты че с собой сделала? Дешевка из придорожного леса и та не так затаскана…
– Будто у тебя никого не было за это время? – орет девушка от обиды и кидается на меня с кулаками.
Ловлю кулачки с остро выпирающими костяшками пальцев, стараясь не рассмеяться ее жалкой попытке напасть на меня. Тащу к зеркалу у дальней стены комнаты сопротивляющееся невесомое тело.
– Посмотри! – тоже ору, злость на мечты, растоптанные ей, не позволяют мне разговаривать нормально. – Смотри на себя, тварь! – толкаю к зеркалу, и ее взгляд останавливается на собственном отражении. – Смотри, во что ты превратилась! Что это? – стискиваю тонкое предплечье, отмеченное чьей-то пятерней, – а это? – бешеным движением сдергиваю с нее тонкую ткань платья, кряхтящую от разрыва, обнажая грудь, с которой еще не успела сойти краснота от ее ночных приключений. – Нравится быть пьяной подстилкой, так будь.., – успокаиваюсь, увидев как из темноты ее карих глаз бежит тонкая соленая струйка. – Но мне такая не нужна.
– Что ж ты от минета не отказался? – пытается фыркнуть, но выходит жалко.
– Хотел узнать, чему ты научилась. Молодец, кстати, не каждая шалава так сможет.
Не понимаю, зачем говорю это. Мне казалось, я давно остыл к однокласснице. Не хочу срывать на ней злобу. Она не виновата, что не может долго держать ноги сдвинутыми. Может, просто натура такая?