Верек последним мигом отскочил с санной тропы увязнув в сугробе, уступив место упряжке из семи баронов, истово перебирая копытами тесня друг друга рогами кручёными, волочивших с бешенной скоростью длинные сани, над полозьями вдоль бортов устланные круглыми щитами окованными.
Бычьей шеи, невместно для девы дюжая возница, нахлестывая возжи, в ширококостном лике, выкрашенном синим боевым оскалом полос вайды, обернулась, раскидав по косым широким плечам, сокрытым кованными воронёнными наплечниками множество кос рыжих, сверкнув редкими средь клановых племён зелёными глазами!
На самих санях, взметающих снежное марево, чуть не ложащихся на борт в поворотах виляющей санной дороги, помимо неё был единожды виденный охотником вождь медведей Скавел, кряжистый на крепость воин справный, за ратную ярость нареченный Медвежьим рёвом, длинной плетённой бороды да ламеляра чешуи нагруднике, им компанию составлял иноземец крепкий, светлых волос хвоста, аккуратной бороды в хоуберке длинном нашитых колец.
«Прости дядька Ульдир!» – потянул шапку долой Верек взмокнув по челу холодным потом, порешив что по наследству принял хворь дурной головы от родича! Ведь с заднего борта телеги на него глянул ребёнок развевающихся проказами ветров темных волос в меховой безрукавке поверх платьица зелёного, огромных карих глаз, растянув милое личико носика пуговки в широкой непомерной улыбке, от ушка и до ушка как у лягушонки, полной острых клычков!
– Шапочку мою подбери! – указала дивная кроха назад за спину охотника, ручкой тоненькой с тремя аки у птички пальчиками когтистыми.
Верек совсем бледный с лица обернулся, увидев лежащую на отшибе дороги, крутой извилине поворота, отороченную мехом пропажу, наверняка сбитую ветрами от скорости.
– Давай пламя горна! Сбивай тварь! – рыком дракона, того видать самого коий мерещился дядьке Верека, сквозь скрип зубов гаркнула Алира сведя яростью лик, высыпанный под вайды узором веснушками.
И барон Руд на пару с со Скавелом взяли в прицел больших осадных арбалетов летучую бестию! Клацнули тетивы, Медвежий рев промазал, а вот Руд более привычный к самострелу угодил аккурат в брюхо рогатого, разметав чешуйчатую плоть хитрым наконечником болта, скованным на четыре зазубренных шипа перекрещенных меж собой, должных при попадании вовсе раскрыться подобно цветку.