Не наша уцелеет вера
В грозе, над глубью роковой!
Кто жизни злое испытанье
Могучим духом встретить мог?
Кто жар любви и упованье,
Или хоть грусть в душе сберег?
Все чувства вянут в нас незримо;
Все слезы сохнут, как роса;
Земля и небо идут мимо:
Его лишь вечны словеса.
(«Читала часто с грустью детской…», 1842)
Отталкиваясь от интимных чувств и настроений, выражавшихся в элегической лирике пушкинской поры, от «беспечной дремоты», Павлова устремляется в область общезначимого, к «жизни духа». Своими торжественными интонациями ее стихи в чем-то созвучны поэзии Ф. И. Тютчева, а порой и Г. Р. Державина[4], о котором напоминают и встречающиеся у нее образцы словесной живописи:
Даль раскинулась пред нами:
Над зелеными горами
Блещут снежных гор хребты;
Полон весь простор окрестный
Торжествующей, чудесной,
Ненаглядной красоты!
Сентис сбросил с плеч туманы,
И венок надел румяный
Он на белую главу;
Над равниной вод сияя,
Смотрит ясно небо мая
Синевою в синеву.
(«Озеро Вален», 1861)
Торжественная и строгая поэзия Павловой многим казалась недостаточно женственной, слишком сдержанной и холодной. Стихи могли нравится или нет, но всеми чувствовалось, что автор не довольствуется местом, отведенным в литературе для пишущих женщин, и предписанным им традицией кругом чувств и дум, преимущественно нежных.
Павлова не пыталась делать вид, что свободна от женских чувств или презирает их, напротив – именно женские мечтания и судьба являются главными предметами изображения в самых крупных ее произведениях – в написанном наполовину в прозе, наполовину в стихах романе-«очерке» «Двойная жизнь» (отд. изд. 1848) и поэме «Кадриль» (полностью опубл. в 1859), составленной из четырех рассказов светских женщин. Изображение женских мечтаний и чувств здесь местами не лишено иронии и сделано с претензией на психологический анализ, но в целом проникнуто авторским сочувствием и сознанием своей сопричастности к ним. Свою миссию Павлова видела в том, чтоб высказать в поэтическом слове то, что переживают женщины, не умеющие писать стихов, дать слово для них – «немых сестер» своей души, для «всех Психей, лишенных крылий» (см. «Посвящение» в «Двойной жизни»).
В лирике Павловой темы любви и женских грез также занимают свое место, но ими не исчерпывается ее душевная жизнь, а тем более «жизнь духа», имеющего, как она твердо веровала, высшее предназначение. Дух способен подчинять своим целям всего человека, ради высшей цели можно и нужно победить свои человеческие (женские) слабости – эта мысль была аксиомой для Павловой, чьей любимой героиней была Жанна д’Арк, какой ее изобразил Ф. Шиллер в трагедии «Орлеанская дева» (“Die Jungfrau von Orleans”, 1801). Эту трагедию, переведенную на русский язык В. А. Жуковским, Павлова еще в юности начала переводить на французский язык. Полностью ее стихотворный перевод вышел отдельным изданием в Париже в 1839 г., а в изданном тогда же сборнике ее французских стихов находилось большое оригинальное стихотворение в трех частях “Jeanne d’Arc” («Жанна д’Арк»), где Павлова от своего имени обращалась к французской героине