Другие женщины вечно жаловались, а ей нравилось быть домохозяйкой и матерью. Заботиться о детях. На рассвете выходить с собаками. Подниматься на холм по высокой траве, передник весь в репьях. Солнце, холодный воздух. Приятная усталость в теле. Тяжесть в утробе и грудях. Бедра. Бог дал ей умелые руки. И она пользовалась ими. Она пользовалась всем своим телом.
Дом ей тоже нравился. Если на то дело пошло, кухня – больше всего. Большая старая фаянсовая раковина, с которой она так и не смогла вывести пятна. Пироги и печенье – иногда пирог с айвой, яблоками и медом. Айвовому дереву за дверью кухни было уже лет сто, весной мальчики приносили на подошвах ботинок красные лепестки. Она с радостью ставила еду на стол. Она знала, что подлинный смысл жизни – в мелочах. Когда она подавала обед, мальчики садились, вежливые, как монахини, и довольно кивали, теплая еда наполняла их, помогая им расти, делая их счастливыми. Для нее на свете ничего приятнее не было.
Как вообще можно оценить жизнь? Он взял ее с собой, он создал ее.
– Ложись рядом со мной, – сказал он. – Все будет хорошо. – Он гладил ее мокрые волосы. – Просто усни, и все. Отпусти себя.
И он касался ее. Даже когда дым уже густо валил.
– Я всю жизнь любил тебя, – сказал он.
И это все, что она помнит. Это был ее последний дар ему. Потому что это она отдавала. Давала, не брала и никогда ни о чем не просила.
Первым приходит шериф. Ее мальчики стоят снаружи, завернувшись в одеяла. Младший плачет, украдкой смахивая слезы. Они смотрят, как мужчины выносят их – сначала Кэла, потом ее – и засовывают в грузовик, будто хлеб в печку. Шериф Лоутон с блокнотом, колючие глаза – такой уж он человек, чувства не покажет. Он кладет большую руку на плечо Коула.
– Тебе что-нибудь нужно? – спрашивает он, и ее сын отвечает только взглядом. Кто бы мог ответить на этот вопрос? Даже сейчас она не понимает. Смерть ничего не проясняет.
Ее дети ждут, пока грузовик уедет, патрульная машина. В воздухе стоит пыль. В ее доме всегда было пыльно, сколько бы она ни убирала – а убирала она постоянно. Пыль на поверхностях, на красивых лицах ее сыновей, у них под ногтями, когда она поднимает одеяла, на их щеках, когда она целует их на ночь. Они работали на этой земле, на этой ферме. Та что-то давала им взамен. Силу, волю. Это нипочем не отмоешь. И не надо.