Прости нас, Нат - страница 16

Шрифт
Интервал


Большинство пациентов не доходили до четвертого этапа и исчезали, даже не помахав рукой на прощание. Как мучительно, наверное, зайти так далеко и просто не пройти отбор, чтобы тебя опять списали на больничную койку. Люди могли годами ждать, пока освободится место, но в итоге им говорили, что по первоначальным результатам или, например, телосложению они не подходят под «строгие критерии». За последние годы на «Истон Гроув» обрушилась лавина критики за косность и нежелание принимать людей из разных слоев общества. Я думала, что такая элитарность – временная мера: ведь к чему этот жесткий отбор, когда мир увядает у них на глазах? Те, кого не приняли, смотрели на нас, как будто мы скрывали генетическую тайну, но на самом деле мы понятия не имели, почему выбрали именно нас.

В первые дни на первой стадии нас водили на одни и те же процедуры – забор крови, полную диагностику сердца, УЗИ, инвазивные пробы, упражнения для развития опорно-двигательной системы, психологические тесты и генетические анализы. После некоторых ныло все тело, а подавляющее большинство оставляло странный осадок. Мы посещали «Истон Гроув» оравами по сорок человек и все вместе сидели в конференц-зале, где подавали свежесваренный кофе и груды фруктов. Каждый держал в руке номерок и ждал, когда его вызовут по табло на следующую процедуру.

Это чувство согревало изнутри, когда вокруг тебя суетится столько специалистов, стремясь узнать, что ты за человек. Два консультанта спрашивали меня о маме, и хотя от их вопросов у меня перехватывало дыхание, они участливо пожимали мне локоть и поили сладким чаем с молоком – становилось полегче. Вкус у него был странный, но к нему привыкаешь. Приторный чай, густо заправленный сливками. Выпьешь пару чашечек, и тебя будто обняли. Никогда не забуду, как Фиа, мой консультант по ovum organi, слегка кивнула, протягивая мне расшитый платочек, чтобы промокнуть мои слезы. «Оставьте себе», – мягко сказала она. Но когда время консультации истекло и я вышла из кабинета обратно в приемную, я снова ощутила одиночество. Неприкаянность. Я еще чувствовала сахар на губах, но ощущала себя совершенно разбитой, и мне так хотелось, чтобы мое имя снова высветилось на табло и следующий врач собрал меня по частям.

Нас поощряли знакомиться и общаться между процедурами, но поскольку кандидаты были на грани отчаяния, а критериев отбора никто не знал, все держали свои истинные чувства при себе, а ближних – на расстоянии. Тем временем консультанты в твидовых костюмчиках прохаживались по периметру, уткнувшись в планшеты, и кто-то то и дело, словно по рассеянности, щелкал шариковой ручкой.