Воспользовавшись моментом, я вырываю бедный листок обратно. Хотя разобрать, что на нём было написано до моих «раздумий», практически невозможно. Замечая уже и косой взгляд Макса, прячу этот листок в задний карман джинсов. Уж за задницу он меня хватать уже не будет. Я надеюсь.
Его лицо меняется на снисходительное, даже где-то жалобное, и я предвкушаю новый нудный разговор, который мне уже не нравится.
– Ты же знаешь, что напиться – это не выход… Тебе пора отпустить и…
– И что? – резко вставляю я. – Отпустить и жить дальше? Найти себе девушку или лучше сразу нескольких, да засовывать им в силикон бабки?
Эти слова вырвались резким порывом, и звучали грубее, чем хотелось, отчего собеседник рядом притих.
Я не собирался его в чём-то упрекать. Но он лучше всех знает, насколько это больная тема… Влада…
– И ты знаешь, что я бы не смог… – почти беззвучно выходит напоследок у меня.
– Но и неосознанно писать везде её имя – это заболевание. Пора лечиться, Леон, и я знаю, как тебе помочь!
Парень разворачивается лицом к барной стойке, которая находится примерно в пяти метрах от нас, и едва повышает голос. Официантка, принёсшая алкоголь, довольно улыбается. Поправив самое важное – свою грудь – она начинает двигаться в нашу сторону.
– Ты получишь в нос быстрее, чем она доцокает до нас, – грубо предупреждаю напарника.
Тот быстро машет ей, чтобы вернулась обратно.
– Сообразительность всё же присутствует. Неплохо, – подмечаю я.
– Ну и зря… – он вновь ловит мой недовольный взгляд и поправляет себя. – Я про то, что зря ты отказываешься от новой жизни… К тому же, может, Влады уже нет в живых, а ты…
– Заткнись, а. Ради тебя же прошу, я сегодня не в духе.
– Да, заметил, «любитель носов»… Но и смотреть на реальность нужно трезво, Леон. Прошло уже столько лет… А ты в почти тридцать лет всё скитаешься по дешёвым однушкам да питаешься готовой едой из «Пятёрки», когда у тебя достаточно всего, чтобы самому дом из золота построить… Ну да ладно, твоё дело, – вдруг на удивление быстро отмахивается парень. – Где был весь день? Приоделся, смотрю?
Кажется, Макс говорит что-то ещё, но его слова звучат нечётко и приглушённо, словно доносятся из-за стены.
Всё моё внимание, все мысли, все чувства сосредоточены на одном слове. Точнее, на имени. Женском имени.
Влада…
Перед глазами возникает странная пелена, и я проваливаюсь в прошлое, переносимый неведомой силой злобной памяти.